Гренадилловая шкатулка

В восемь часов огни на крыльце потушили, и привратник, которому предстояло всю ночь дежурить у входа, отгоняя толпу, открыл дверь. В ту же минуту звякнул колокольчик, и вошла женщина с ребенком. Посыльный провел ее в комнату справа, а ребенка отнес в кабинет распорядителей, где уполномоченные представители вместе с доктором Несбиттом и несколькими воспитателями — все они находились там постоянно — обследовали ребенка. Согласно процедуре, установленной директором, обследованного ребенка принимали, присваивали ему номер, и учетная карточка с его описанием для верности регистрировалась тремя разными лицами. Женщину, которая принесла ребенка, отпустили, не задав ей ни одного вопроса; никто из воспитателей ее не видел. Затем принесли второго ребенка, за ним еще и еще, и так продолжалось, пока не набралось тридцать детей. Восемнадцать мальчиков, двенадцать девочек. Двоих детей отказались принять: одного сочли слишком взрослым, у второго обнаружили чесотку. Около полуночи приют был заполнен, и привратнику приказали сообщить об этом толпе у входа; в результате люди стали скандалить… Распорядители, заметив семь-восемь женщин с детьми у крыльца и еще больше в толпе, попросили их не бросать своих чад на улице. Женщин, у которых не взяли детей, оказалось много, и они горевали едва ли не сильнее, чем те, которые расстались со своими чадами, так что более трогательную сцену трудно представить.

Далее в том же тоне следовало описание страданий несчастных, которые были мне абсолютно безразличны и все-таки вызывали жалость. Но я не нашел того, что искал: данных о детях. Я негромко кашлянул:

— Простите, сэр.

Пожилой смотритель перестал писать и воззрился на меня из-под напудренных белых локонов.

— В этой книге замечательно описан день открытия приюта, но ничего конкретно не сказано о принятых детях. Где можно о них прочитать?

— В приемных книгах есть данные на каждого ребенка.

Я вспомнил, что мадам Тренти упоминала про такие книги. Значит, возможно, она все-таки приходила сюда и ее рассказ не выдумка.

— Была ли у вас недавно одна леди, которая спрашивала о том же, что и я? Миниатюрная иностранка, нарядная?

Смотритель грубо хохотнул и покачал головой, отчего локоны его парика громко захлопали.

— К нам каждый день приходят посетители, желающие получить информацию о детях. Думаете, я помню их всех?

— Конечно нет, сэр. Но эта леди — знаменитая актриса. Мадам Тренти. Может, вы ее узнали.

Старик надулся.

— Разве я похож на человека, водящего знакомства с актрисами?

— Нет, сэр, — смутился я. — Вы меня не так поняли. Просто я подумал, что вы могли запомнить ее, потому что она очень… яркая. — Он сердито посмотрел на меня. — Можно посмотреть первый том? — поспешил добавить я.

Смотритель с подчеркнутым недовольством отложил перо, поднялся со стула и лениво заковылял в соседнюю комнату. Через несколько минут он возвратился и положил на стол передо мной тонкий журнал в кожаном переплете.

Я раскрыл его. Каждому ребенку была посвящена отдельная страница, здесь же были прикреплены различные памятки, указывалась информация о записках, если они были. На обратной стороне каждого листа были записаны номер, имя кормилицы, к которой определили ребенка, и одно-два слова о его дальнейшей судьбе — «умер» или «отдан в ученики». Я вернулся к первой странице и прочитал следующее: