Грешная и желанная

– Спасибо. Это было весьма поучительно. – Голос ее звучал едва-едва, словно она измученная, сидела взаперти в раскаленной комнате. Образно выражаясь, так оно и было. – И я… ну, я подозреваю, что не каждая женщина сумеет превратить вашу кровь в лаву, или будет неотступно вторгаться в ваши мысли, или заставит вас дрожать во время поцелуя, или потерять голову и совершать поступки, которые вам прежде и в страшных снах не привиделись бы. Как, например, отыскать нужную оранжерею, чтобы послать букет полевых цветов, растущих в совершенно определенных местах. Хотя вы утверждаете, что никогда не делаете подарков женщинам.

Он не шелохнулся. Как животное, пойманное хищником.

Что-то вроде вынужденного восхищения мелькнуло на его лице, тут же сменившись чем-то другим: страхом или болью – и мгновенно исчезло. Тэнзи невольно потянулась, чтобы прикоснуться к нему, извиниться… за что? За то, что видит его насквозь? Что рассердила? Что вынудила испытать что-то новое?

Она не хотела ранить его еще сильнее. Не хотела, чтобы этот отважный мужчина чего-то боялся.

Это не ее вина. В конце концов, она ничего не делала нарочно. Ну, почти.

Он заговорил ровным, уверенным голосом:

– Могу заверить вас, некоторым женщинам никогда не познать этого наслаждения. Поинтересуйтесь у своих подруг. Вы наверняка выясните, что большинство замужних женщин обдумывают семейный бюджет, в то время как их мужья изо всех сил трудятся, пытаясь зачать наследника. А молодые испорченные наследники не считают нужным доставлять удовольствие своим женам.

Тэнзи немедленно ярко заалела.

– Вы ужасны.

– Боюсь, вы и половины всего не знаете. Я не герой, Тэнзи.

Она подозревала, что знает хотя бы часть. Подозревала, что он все-таки ошибается, хотя бы частично. Он считается записным распутником, и пока Тэнзи не видела ничего, что могло бы это опровергнуть. Она вспомнила некую брюнетку с черными миндалевидными глазами, вдову, с которой он переглядывался, вспомнила, что говорила миссис де Витт.

Отнесись к этому серьезней, Тэнзи.

А еще опасно целоваться с ним и смотреть на звезды ночью на балконе. И чувства вновь взяли верх над разумом.

– Мы можем ограничиться беседами на свежем воздухе, – произнес Йен, поняв, что она так ничего и не скажет. – Вам не кажется, что это гораздо благоразумнее?

– Сегодня очень жарко, – тут же выпалила она.

Он улыбнулся, медленно, восхитительно. Затем покачал головой.

Проклятье, но он ей так нравится!

Напряжение ослабло.

– В ту ночь я говорил искренне и совершенно серьезно. Не нужно играть со мной, Тэнзи. – Он сказал это мягко, словно просил прощения. – Или все, или ничего.

Она отступила на два шага и нечаянно снова встала в пятно солнечного света.

Он посмотрел на нее.

– Все равно что видеть ангела, возвращающегося на Небеса.

Тэнзи фыркнула.

– Это уже подхалимство.

– Утешайтесь тем, что все в ваших руках. Хотя я знаю, что именно в них вы и предпочитаете держать мужчин.

Он взял шляпу, лежавшую рядом с ним на кушетке, нахлобучил ее на голову.

– И веселого вам пикника.

Глава 22

– Кто-нибудь говорил вам, что у вас глаза необычайного цвета?

Они шли бок о бок по парку, который, кажется, даже не собирался кончаться. Никогда. Куда ни кинь взгляд – везде зелень. Когда-то, еще маленькой девочкой, она думала, что так выглядят Небеса, но сейчас очень надеялась, что ошибалась. Все скучно, так предсказуемо. Ну, безопасно, конечно.

А то, что этот парк кажется бесконечным, внезапно заставило ее нервничать. Немного похоже на замужество. Его бесконечную часть. Ту, которая «пока смерть не разлучит нас».

Вдруг Тэнзи засомневалась в безопасности супружества.

– Не так многословно, нет.

– Но они и вправду исключительные. А когда вы улыбаетесь… они похожи на звезды.

Звезды.

Видеть звезды.

Он просто обязан был сказать про звезды.

А лорд Стэнхоуп сделает так, что она увидит звезды? Сумеет? Тэнзи украдкой покосилась на его руки. Очень ухоженные. Забил ли он хоть раз в жизни гвоздь? Защитил кого-нибудь с помощью оружия? Дрожат ли его руки, когда он прикасается к женщине? Прислушивается ли он к женскому дыханию, чтобы усилить даруемое им наслаждение и…

Он принял ее молчание и внезапно порозовевшие щеки за смущение.

– Приношу свои извинения, мисс Дэнфорт. Надеюсь, вы не подумаете, что я слишком тороплюсь.

– Вовсе нет. Как можно возражать против столь тонкого наблюдения?

Она искоса глянула на этого прекрасно сложенного молодого человека. Никаких морщин в уголках глаз из-за того, что приходилось прищуриваться, целясь из винтовки, или скакать верхом против солнца. Смех у него на удивление сердечный и лишь чуть-чуть раздражает. Возможно, только потому, что рассмешить его очень легко, а думать так нечестно. Он очень много смеется. Жизнь добра к нему, так почему ему не смеяться?