Грешная одержимость

— Или ты обо мне не заботишься? — Он продвигается вперед, игнорируя мой вопрос.

— Конечно, забочусь…

— Не лги мне! — Ревет он, шагая вперед, чтобы швырнуть утреннюю газету на кухонный стол с такой силой, что я подпрыгиваю.

Я смотрю вниз на фотографию, на которой я целую Ефрема прямо перед огромной фотографией его лица, которая теперь висит на арт-выставке. Заголовок гласит: «Дочь генерального прокурора делает смелое заявление», и у меня замирает сердце.

Потому что это не какой-то мелкий трюк папарацци. Мы с Ефремом на обложке New York Times.

— По всему городу ходят слухи о тебе и этом человеке. Человеке, тесно связанным с Петром Велесом и русской мафией, — шипит моя мама, перелистывая страницу и показывая очень устрашающую фотографию Ефрема, держащего дверь внедорожника Петра, в то время как его босс выходит из машины.

Беря газету, я просматриваю статью, и у меня сжимается желудок, потому что это гораздо хуже, чем я могла себе представить. В нем все это изложено в шокирующих подробностях, связывая несколько ужасных преступлений, которые произошли в последнее время непосредственно с Петром, хотя, согласно цитате правоохранительных органов, они все еще пытаются найти достаточно доказательств, чтобы привлечь его.

Далее идет речь о том, что моя искренняя привязанность к правой руке Петра указывает на то, что я, по крайней мере, не поддерживаю своего отца в его жесткой политике в отношении преступности. Затем предполагается, что если генеральный прокурор Ришелье готов позволить своей дочери встречаться с такой сомнительной взрослой фигурой или, что еще хуже, он не может это остановить, то что это может сказать о его позиции в отношении преступности и его способности привлекать к ответственности преступников, совершивших насильственные преступления?

Вина ударяет меня в живот, как свинцовый шар, и я в ужасе смотрю на отца, осознавая, насколько это плохо. Это действительно может положить конец его политической карьере. Это определенно повлияет на его кандидатуру на пост губернатора. И я вижу глубокое предательство в его глазах.

— Ты такая же, как твой брат. — Говорит моя мама, ее голос дрожит от волнения. — Нет, хуже! Потому что ему, по крайней мере, удалось собраться с силами, в то время как ты решила действовать в один из самых критических моментов в карьере твоего отца.

Удивительно, как легко она может уничтожить меня и Бена одним предложением. Тем не менее, мне ужасно жаль, что это сделает с папой.

— Мне очень жаль, — пробормотала я. Я знала, что это навредит моим родителям, еще до того, как я это сделала. Но я не могла добровольно потерять Ефрема из-за выбора отца. Я просто не представляла, что это может взорваться так сильно.

— Ты перестанешь видеться с этим человеком. Сразу же, — заявляет папа, ставя ногу на ногу.

И это заставляет мое сердце останавливаться. Потому что я не могу этого сделать. Я почувствовала, каково жить без Ефрема. Я неделю готовился к извинениям перед ним. И я отказываюсь делать это снова. Я не могу его потерять. Я не буду. Ни для кого.

Даже ради отца.

— Нет, — говорю я, расправляя плечи и глядя на него лицом к лицу.

— Даниэль, хватит. — Говорит мама, сверкая глазами. — Мы твои родители и знаем, что для тебя лучше…

— Нет! — Повторяю, моя громкость увеличивается.

Мы вернулись к тому же старому спору. Да, мои действия навредили предвыборной кампании моего отца, но его карьера душила меня всю мою жизнь. И я не могу продолжать это делать. Я не откажусь от лучшего, что когда-либо случалось со мной, чтобы мой отец мог стать губернатором Нью-Йорка.

— Ефрем — хороший человек, и я отказываюсь перестать видеться с ним из-за какого-то глупого заголовка или твоей политической кампании, — заявляю я, вне всякого разочарования и внезапно на грани слез.

— Да, ну, каким бы милым он ни был, ты бы предпочла какого-нибудь… какого-нибудь гангстера — своей семье? — Требует папа. — Потому что, если ты думаешь, что мы позволим тебе вести себя как избалованной маленькой девчонке и позволим ему играть с тобой, пока ты не уничтожишь все, что мы когда-либо строили, тогда тебя ждет еще одна вещь…

— Я лучше отлучу себя от этой семьи и твоих удушающих ожиданий, чем перестану видеться с ним, — откровенно заявляю я, скрещивая руки на груди.

Моя мама усмехается, отражая мой язык тела.

— Ты бы не посмела, — издевается она.

— Ты так думаешь? — Бросаю вызов я. Я готова. У Бена была правильная идея, что надо уйти и начать свою собственную жизнь, прежде чем мир моего отца полностью уничтожит меня. Этот властный уровень контроля мог бы пойти на пользу ему и моей маме, но не мне. Не тогда, когда все так неправильно поняли.