Эдвард хмуро пожал плечами, сдвинул в сторону горошек, разрезал крокет – и все это время молча подыскивал себе оправдания, однако ни одно из них не выдержало тяжести постыдного поведения. Постепенно его гнев уступил мести жалкому, мрачному чувству вины, которое словно проедало в его желудке дыру.
– Хантингтон! Mon Capitaine! Я так и думал, что застану вас здесь! – раздался веселый голос. Эдвард поднял взгляд и увидел, что к ним подходит Роланд Хатауэй. – Вы что, отреклись от своего третьего?
Напряжение вдруг покинуло Эдварда. Он встал и пожал руку старому другу.
– Ро! Клянусь Богом, как приятно увидеть улыбающееся лицо!
Уорд поднялся и поклонился.
– Что привело тебя в город, Хатауэй? Пока Уорд и Эдвард снова усаживались, Ро подтащил к столу стул, развернул его и сел, облокотившись на спинку.
– Я услышал, что Эдвард здесь. Понятное дело, что он не сможет долго выносить твое общество, Mon Capitaine, если никто не разбавит улыбкой эту задумчивую серьезность. Не бойся, старина! – сказал он, шутливо ткнув Эдварда в плечо. – Думаю, мне хватит жизнерадостности и бесполезности, чтобы сделать твой визит приятным!
Эдвард уныло покачал головой:
– А от кого ты услышал? Я приехал только сегодня.
– И к тому же чертовски злым, как говорит мистер Грамленд. Это мой сосед, который как раз находился в «Тремонте», когда ты… гм… туда ворвался. Похоже, ты обрушился и на него, и на всех, кто оказался рядом, в таком припадке злости, что расстроил даже безмятежного и всегда дружелюбного мистера Грамленда. Так что я «поднял паруса», просто не мог пропустить такую возможность – посмотреть на тебя в гневе. Итак, – добавил он, хлопнув Эдварда по руке своими перчатками, – что заставило тебя вернуться на родину, Эдвард? К тому же таким злым? Что, разве в Филли негде выплеснуть злобу?
Закончив есть, Эдвард откинулся на спинку стула и стлал глоток вина.
– Я приехал за Уордом.
– А… и сэр капитан заставил тебя разозлиться, – хмыкнул Ро.
– Уорду не хватит огня, чтобы разжечь гнев. – Уорд холодно вскинул бровь. Быстро припомнив постыдные подробности прошедшего дня, Эдвард поежился. – Я приехал по более срочному делу – из-за некоей женщины.
В глазах Ро вспыхнули огоньки.
– Из-за женщины? Ты меня заинтриговал. Молю тебя, расскажи, что это за женщина?
– Мы о ней уже беседовали.
– Хм… – протянул Ро и повернулся к Уорду: – Разве? – Он понизил голос. – Уж не тот ли это образец совершенства? Скромница, читающая наизусть Библию?
Уорд покачал головой и с неудовольствием поджал губы.
– Здесь не место для таких разговоров, Хатауэй.
Улыбка Ро стала еще шире.
– Что такое? – спросил он, оглядев сидевших в комнате мужчин. – Не думаю, что они сильно заинтересуются твоей любовницей.
– Ради Бога, – рассердился Уорд, – говори потише!
Смех в глазах Ро погас, сменившись искренним сочувствием, которое он приберегал только для своих друзей, тщательно пряча его за ухарской внешностью.
– Они уже все знают, Capitaine, – мягко сказал он. – И, – добавил Ро, с насмешкой глядя на Эдварда, – Земля не перестанет вращаться, а люди не будут захлопывать двери перед нашим Capitaine.
Уорд вздохнул и прищурился:
– Они – и ты – не знают и половины правды.
– Половины? – рассмеявшись, спросил Эдвард. Он вспомнил огромный живот Морган. Господи, ну и в положеньице они попали! – Скажи лучше – четверти.
– Клянусь Иовом, Уорд, у тебя что, уже четыре женщины? Ты надо мной издеваешься! С твоим-то ястребиным липом? Не иначе они обирают тебя начисто.
Понизив голос, Эдвард сказал:
– Все еще хуже.
В первый раз тревога исказила лицо Ро.
– Хуже? Знаешь, Эдвард, мне не нравится твой тон. Может быть, нам переместиться в дом Уорда?
– О, он гадкий, гадкий человек, хуже, чем Хитклифф из «Грозового перевала»! – простонала Эми, вытирая глаза. – Я его ненавижу! Зачем, о, зачем я вышла за неге замуж, Мо? – сказала она.
Морган настороженно посмотрела на нее, и на какой-то миг Эми подумала, что подруга не верит ни единому ее слову. Вообще-то после встречи с Эдвардом Эми полагала, что все изменится – Эдвард во всех ее передрягах всегда был таким нежным, внимательным и понимающим, в то время как родители вечно предпринимали гнусные попытки «контролировать ее непослушание», в точности как родители Морган. Он не считал ее своенравной. Но все это было прежде, чем брак превратил его в точную копию всего того, что она презирала.
– Он очень… властный, но ведь ты любила его, Эми. Должно быть, ты видела в нем что-то хорошее? – с сомнением отозвалась Морган.
– Но он переменился! – взвыла Эми, – Я писала тебе об этом в каждом письме!
– Я с трудом расшифровывала половину этих писем, он и все время были залиты слезами.
– Ты попала в самую точку, Мо, потому что стоит мне о нем вспомнить, и я начинаю плакать!
Глаза Морган слегка повеселели.
– Да у тебя всегда глаза на мокром месте, дорогая моя.
– Нет, не говори так! Только когда меня донимают злобным отношением к совершенно разумным просьбам.
– Например? – с подозрением спросила Морган.
– Да ничего, ничего особенного! Просто попросила разрешения время от времени не надевать корсет.