Грешная женщина

И ведь угадал с подарком, собака! Сперва Наталья произвела на него двойственное впечатление. Налитая соком, спелая отроковица, с тугими грудями, с округлыми, в меру расставленными бедрами, с плавными, завлекающими движениями, но словно малость заторможенная, словно не в себе немного. Они ужинали в первоклассном ресторане, с хорошим оркестром, но Наталья как опустилась на стул, так, кажется, за целый час ни разу по сторонам не взглянула. На вопросы, обращенные к ней, отвечала внятно, низким, приятным голосом, ела и пила аккуратно все, что подкладывали в тарелку и наливали в стакан, на шутки захмелевших мужчин отвечала быстрой и, как бы поточнее сказать, благопристойной улыбкой; но оставалось впечатление, что все-таки она полудремлет, полугрезит наяву. Заинтригованный, Сергей Петрович невзначай ущипнул ее за бочок, и она деликатно ойкнула, оборотясь к Спивакову (фамилия подельщика) с таким выражением: дескать, в рамках ли это приличий? Тот благосклонно ей кивнул, и Наталья тут же поощрительно улыбнулась Сергею Петровичу, который почувствовал вдруг такое нетерпение, что по-жеребячьи заспешил, кликнул официанта и расплатился за ужин, хотя им только подали телячьи отбивные. Извинился перед подельщиком:

— Не обидишься, если я Наташеньке столицу покажу, покатаю по Москве?

Спиваков ответил лаконично:

— Для того и привезена, чтобы кататься. Наталья, помнишь уговор?

— Помню, дяденька.

В такси Сергей Петрович поинтересовался:

— Какой уговор, ну-ка открой?

— Велел во всем потакать беспрекословно.

— Даже так? А если бы я тебе не понравился?

Впервые услышал ее смех, точно высокие, быстрые аккорды клавесина.

— Что такое говоришь, Сергей Петрович? Ты же герой. Это я тебе пригожусь ли, простушка провинциальная?

Сергей Петрович засопел, задымил сигаретой, подумал, что если девица над ним посмеивается, то как-то так деликатно, как над ним никто не посмеивался. Желание жгло его, как горчичник: еще малость, и полез бы на нее прямо в машине. Одно мешало: присутствие водителя.

В квартирке, куда доставил девицу, она повела себя еще расторопнее, чем он. На ходу посрывала одежды, словно черти за ней гнались. Помогала раздеться Сергею Петровичу и пуговицу сорвала на рубашке. Худенькое, ясноглазое личико пылало сумасшедшей отвагой. Цедила сквозь зубы пылкие, бессвязные слова, похожие на бред. Каково же было его изумление, когда она оказалась девственницей. Они лежали поперек широкой кровати, распаленные, в испарине, еле живые, и Сергей Петрович с непривычной жалостью вглядывался в склоненное к нему прекрасное девичье лицо с прикрытыми веками, как бы застывшее в сладострастной муке.

Когда отпивались чаем на кухне, удалось и поговорить.

Наташа о себе неохотно рассказывала: ну, жила, как все, ну, училась в школе, в прошлом году закончила, ну, мечтала стать музыкантшей, но слухом Бог обидел, — все это Сергей Петрович вытягивал из нее по капельке, на вопросы она отвечала односложно, словно каждое умственное усилие было ей тяжело. Но глядела в глаза преданно и бесшабашно. К Сергею Петровичу закралось сомнение, не кретинка ли? Он решил копнуть поглубже.

— Скажи, пожалуйста, Наташа. Как же это тебе дядя все объяснил? Вот, значит, ты поедешь в Москву, он познакомит тебя с мужчиной, то есть со мной, и ты прямо должна быть в полном моем распоряжении? Так, что ли? А дальше что? Ведь ты девушкой была до сего дня. Как же ты на это согласилась? Ведь это, пожалуй, не по-людски как-то выходит. Ты же не рабыня, купленная на рынке. Чего он тебе за это обещал?

Наташа зарделась, но преданного взгляда не отвела. Он впервые, при свете голубого торшера, по-настоящему ее рассмотрел. Она была не просто красива, в ее нежных чертах, в изумительном, чуть капризном прочерке губ было нечто такое, что вызывало в его суровом сердце неодолимое томление.

— Но ты разве сам не понял?

— Что я должен понять?

Отвернулась, пальчиком провела по стене.

— Я полюбила тебя еще дома. Дядя карточку мне подарил. Там ты с собачкой, с пудельком. Я по карточке поняла, какой ты. Дядя говорил: тебя многие боятся. Мне было смешно. Как можно тебя бояться? Ты одинок в этом мире, это правда, но ты герой. Я мечтала стать твоей собачкой. Ты прогонишь меня?

Сергей Петрович сглотнул горечь в горле, он слишком много в тот день курил.

— Не знаю, как быть. Ты или все врешь, или у тебя не все дома.

— Я никогда не вру, — сказала она.

Когда она уснула, он с кухни дозвонился в гостиницу Спивакову.

— Ты кого мне подсунул, Семен?

— Не понравилась, заберу обратно, — самодовольно отозвался подельщик.

— Да уж оставь, сделай одолжение. Пристрою куда-нибудь.

— Не дури, Серго. Это то, что тебе нужно.

Коварный бухгалтер без мыла лез в душу, с помощью девки нацелился контролировать шефа, но это не беспокоило Сергея Петровича. Он никогда не отвергал протянутую дружескую руку, даже если в другой руке замечал сапожный нож.

— Девушка хорошая, спасибо. Но не будет ли хлопот с ее родителями?

— Все улажено, Серго. Ни о чем не думай.

Утреннее пробуждение его было энергичным: жаркая, как перина, девица нависла над ним смеющимся ликом: