Грешник

— Нет! — Делейни спорит. — Тесс права. Я сама видела, как вы двое были друг с другом последние несколько недель. То, как она говорила о тебе. — Она вздыхает. — Это все, что ты надеешься найти, и ты это отбрасываешь.

Из глубины моего горла вырывается стон. — Какого черта ты от меня хочешь?

— Я хочу, чтобы ты признал, что влюблен в нее!

— Конечно, я влюблен в нее! — Я сухо смеюсь. — Я был с тех пор, как мне было, черт возьми, девять лет.

Она успокаивает свой тон, как будто чувствует, что достучалась до меня. — Тогда скажи ей это. Что бы это ни было, вы двое справитесь с этим.

Я качаю головой. — Мы не можем. Не с этим. — Встав, я достаю ключи из кармана. — Мне жаль, Лейни. Скажи Кинсли, что что-то случилось, и я верну ей счет.

— Грейсон, — зовет она, когда я собираюсь уходить. Я оборачиваюсь, чтобы взглянуть на нее, и она выглядит такой же побежденной, каким я себя чувствую. — Если ты передумаешь, у меня есть запасной билет на концерт Саванны в пятницу вечером. Я думаю, ты должен прийти.

Не имея истинных намерений поддержать ее в этом, я киваю один раз и направляюсь к своей машине. Наивно было думать, что я смогу остаться здесь. Раны слишком свежи, чтобы мы могли сосуществовать прямо сейчас — слишком глубоки, чтобы мы не причинили друг другу еще больше боли. Мне нужно уехать, хотя бы ненадолго.

***

Тайсон бросается на меня с баскетбольным мячом, но ему не хватает координации, которая есть у меня. Я вращаюсь, обхожу его и снимаю — ничего, кроме сети. Воздух в огромном спортзале кажется жарким, когда я обмахиваюсь футболкой. Тай хватает мяч и передает его мне, прежде чем попытаться попасть в кольцо. Он идет, чтобы выстрелить, но, хотя он может быть на два года старше, он на добрых шесть дюймов ниже. Я поднимаю руку и блокирую ее, смеясь, когда он хмурится.

— Ты мелкое дерьмо, Грейсон.

Я смотрю на него понимающим взглядом и улыбаюсь. — Я не уверен, что ты действительно в том месте, чтобы называть кого-то чем угодно.

Он закатывает глаза. — Отвали. Ты уже закончил убегать от своих проблем? Ты пропустил что, уже три дня в школе?

— С каких это пор тебя волнует, сколько я пропускаю в школе? — Я краду мяч и выношу его за пределы трехочковой линии.

— Поскольку я пообещал твоей маме, что буду присматривать за тобой.

Как только я бросаю, мой телефон начинает звонить на скамейке. Я подхожу, вижу имя Кинсли и вызывающую рвоту картинку на экране. Нажимая "Игнорировать", я возвращаюсь к игре.

— Она звонит сегодня уже в восьмой раз. — Он смотрит на свои часы. — И сейчас только полдень.

— К чему ты клонишь?

Он хихикает. — У меня ничего нет. Я просто никогда не ожидал, что ты изменишь свои ни к чему не обязывающие манеры ради какой-то чрезмерно навязчивой малышки из трастового фонда, которая не слезет с твоего члена в течение пяти минут. — Он стоит рядом со мной, пытаясь заблокировать меня. — Я, честно говоря, думал, что ты в конечном итоге будешь встречаться с Саванной.

Я толкаю его локтем в живот, наваливаюсь на него всем телом и сбиваю его с ног, прежде чем нанести идеальный трехочковый, но я не собираюсь праздновать.

Он прищуривается, глядя на меня, и поднимается с пола. — Какого черта, чувак?

— Какого черта все настаивают на том, чтобы говорить со мной о ней? — Я кричу.

— Я не знаю, может быть, потому, что мы все видим то, что ты не хочешь признавать.

Вставая у него перед носом, я готов нанести ему удар. Единственная причина, по которой я этого не сделал, — это потому, что он мой двоюродный брат. — Да? И что это такое?

Он расправляет плечи и отражает мой взгляд. — Что ты меньше похож на человека без нее. Ты зол и иррационален. Ты ходишь и ведешь себя так, будто мир тебя облапошил, и ты ни перед чем не остановишься, пока не сожжешь весь этот чертов мир дотла. — Его разочарование очевидно, когда он протискивается мимо меня и направляется к двери. — Возможно, твой отец многого хотел для тебя, но я не думаю, что какая-то часть его хотела этого.

В одиночестве, чтобы утонуть в собственном разрушении, я ложусь на пол спортзала и смотрю в потолок. Каждая частичка меня знала, что лучше не связываться с ней. План был прост — найти ее слабость, ее ахиллесову пяту и уничтожить ее с помощью этого. Это не могло быть более прямолинейным, но все полетело к чертям в тот момент, когда я поцеловал ее. Один этот вкус того, чем все могло бы быть, в одно мгновение свел меня с ума.

Стоя там, наблюдая, как Трей раскрывает ее секрет всем, я чувствовал противоречие. С одной стороны, я был взбешен. Эта информация была моей, единственной вещью, которая у меня была, и которая могла причинить ей боль. С другой стороны, я испытал облегчение. Она получила то, что ей причиталось, но мои руки остались чистыми, или, по крайней мере, настолько чистыми, насколько они могли быть после всего, что я уже сделал. Однако, увидев, как она ломается, я испытал чувство, которого никогда не ожидал, — сочувствие.