Грешник

– Ты заезжал в центр Кауфмана по работе? – спрашиваю я, при этом понимая, что на самом деле хочу узнать, видел ли он Элайджу и говорил ли Элайджа что-нибудь о Зенни. Или, черт, что, если Зенни была там? Что, если Эйден только что видел ее? Что, если встреча с ним напомнила ей обо мне? А если она упоминала обо мне? Что, если…

Господи! Я превратился в подростка. Веду себя, как подросток, из-за девушки, которая сама чуть старше подростка, и теперь даже мысль о том, чтобы увидеть кого-то, кто тоже ее знает, возбуждает. Как будто ее присутствие проникло в город на квантовом уровне, и каждое место и все, кто связан с ней, заставляют меня быть пугливым и нетерпеливым, как это делает она сама.

В моем сознание вспыхивает образ ее глаз с медными ободками, когда Эйден, наконец, отвечает:

– Нет, не по работе.

– Ты видел Элайджу?

– С чего ты это взял? – требовательно спрашивает Эйден, и в его словах звучит некая резкость, которая дает понять, что мы вышли за рамки обычного братского подшучивания.

– Не знаю, потому что он там работает, придурок? И он мой друг?

Повисает тишина.

Затем Эйден говорит:

– Мне пора! – И вешает трубку. Господи, чертов придурок!

Я увижусь с ним сегодня вечером за ужином и заставлю объясниться. А пока… приют. Решив проблему с Зенни, я смогу перестать думать о ней все время. Смогу перестать представлять, каково было бы снова поцеловать ее, посадить на другую столешницу, а затем опуститься на колени и доказать ей, как мало кислорода мне нужно, когда у меня есть киска, которой можно полакомиться.

И я опять возбужден. Ну просто великолепно!

Я паркую «ауди» в гараже своего дома и направляюсь к лифту, прихрамывая, потому что мой болезненно возбужденный член мешает передвижению. Как только оказываюсь внутри кабины лифта, не могу удержаться и пару раз грубо поглаживаю себя рукой через ткань брюк.

О, эти нежные губы.

Эти белые хлопковые трусики.

Мать твою.

Я вваливаюсь в свой пентхаус, одновременно снимая пиджак от костюма, и тянусь к своему члену. Хочу лишь быстро подрочить, чтобы снять напряжение, всего несколько быстрых движений, чтобы прочистить голову, я даже не буду думать о Зенни…

Это ложь. Только о ней и могу думать, о ее поцелуях, ее дрожащих руках, обвивающих мою шею, ее ногах, разведенных в стороны для того, чтобы я мог встать между ними, и о том, как ее крошечный пирсинг в носу слегка царапает мою кожу, когда я овладеваю ее ртом…

О том, как она задрала юбку, чтобы показать мне свою киску…

Я бросаю пиджак на пол и вытаскиваю из штанов член с такой нетерпеливостью, как будто действительно собираюсь ее трахнуть, кровь закипает в жилах, и моя собственная рука дрожит от возбуждения, когда обхватываю ею свой стояк. Я не должен думать о ней в таком ключе, не должен представлять, что это ее тонкие пальцы обхватывают меня сейчас. Мне не стоит получать удовольствие от мысли, что эти нервные пальчики совершенно неопытны. Я не должен возбуждаться и истекать предсеменем, когда думаю о том, как она показывает мне киску, которую обещала сохранить девственной и нетронутой для своей церкви.

Но я возбужден и страстно желаю Зенни Айверсон, которую держал в руках, когда она была еще младенцем, и которую должен оберегать. Она чертовски молода, к тому же одержима верой, а я всю свою взрослую жизнь отвергал эти учения. И после почти двух десятилетий секса с самыми разными женщинами по всему миру – женщинами, получающими деньги за трах, и женщинами, которые все равно трахаются так, словно это их работа, – понятия не имею, почему именно Зенни довела меня до такого состояния.

Потому что я никогда не смогу ее трахнуть? Потому что действительно забочусь о ее благополучии? Потому что она не ослеплена мной и это вызывает сильное желание произвести на нее впечатление? Потому что она на самом деле хороший и интересный человек и пробуждает во мне желание быть таким же?

Я крепче сжимаю член, наблюдая, как толстая темная головка проталкивается сквозь сжатые в кулак пальцы, и представляю, что это пальцы Зенни. Я фантазирую о ее прелестной киске, обнаженной только для меня и никого другого…

Черт. Сейчас кончу.

Я увеличиваю темп, готовый к оргазму, еще чуть-чуть… И тут раздается стук в дверь.

На мгновение подумываю его проигнорировать. Я в трех секундах от того, чтобы кончить, и мне это нужно, очень нужно. И как мне весь день просидеть дома, думая о Зенни, и не испытывать возбуждение? Поэтому мне нужно сделать это сейчас. Ну, знаете, ради моего психофизического состояния.

Но затем в дверь снова стучат, и гормональный туман немного рассеивается. Рассуждая здраво, это, скорее всего, просто доставка продуктов или работник клининговой компании пришел пораньше, но если есть хоть малейший шанс, что это может быть связано с мамой…

С болезненным рычанием я снова застегиваю молнию на брюках, пытаясь поправить член, чтобы мое состояние не было так по-дурацки очевидно (но безрезультатно), и иду открывать дверь, не потрудившись взглянуть в глазок.

На моем пороге стоит Зенни в сарафане послушницы и желтых шлепанцах с робкой улыбкой на лице.

VIII

Я начинаю паниковать.