Грешник

Должен признать, что это довольно мудрый взгляд на религиозную жизнь, если там хоть что-то можно назвать мудрым, а не, знаете, порочным или бессмысленным.

– Ясно, значит, ты полагаешь, что, ну, не знаю, недостаточно тщательно обдумала свой выбор или что-то типа того, потому что у тебя не возникало сомнений и твои наставницы поощряют тебя трахнуться с кем-нибудь, чтобы заставить эти сомнения проявиться.

– Ну, – говорит Зенни, складывая руки на коленях и глядя вниз, – скорее, они полагают, что моя уверенность настолько тверда лишь потому, что на самом деле я не разобралась с тем, что оставляю позади. И это не только секс. Это также деньги, близкие отношения, свобода и другие легкомысленные вещи. Шон, я не просто хочу заняться сексом, – объясняет она, снова встречаясь со мной глазами. – Я хочу, чтобы кто-нибудь показал мне все, чего мне будет не хватать. Хочу, чтобы кто-нибудь бросил мне вызов и испытал меня. И если я испробую все, что мир может мне предложить, и мое желание посвятить свою жизнь Христу не изменится, тогда я точно буду знать, что именно этот путь мне предначертан судьбой. Это будет зрелый выбор, а не выбор, сделанный по наивности.

Ее глаза гипнотизируют, медные ободки темнеют, превращаясь в озера такой глубины, что я едва могу различить, где они сливаются с ониксом ее зрачка.

– Если ты действительно этого хочешь, – говорю я, едва не теряя голову от ее взгляда, – тебе следует найти парня своего возраста. Или, черт побери, того, кто верит в то же, что и ты.

Она качает головой, и это, наконец, разрушает чары. Резко встаю и подхожу к окну, потому что не могу смотреть на нее, находясь так близко. Особенно когда она просит о том, ради чего я готов пожертвовать собственной душой.

К сожалению, скорее всего, цена будет именно такой. Не моя душа как таковая, поскольку я не верю в это дерьмо, но вы понимаете. Все, что осталось во мне от чести и нравственности.

– Это должен быть ты, – умоляет она. – Последние шесть месяцев я пыталась последовать совету матери-настоятельницы. Ходила в колледж в обычной одежде вместо униформы, пыталась флиртовать с парнями в классе, даже согласилась на пару свиданий, но никто меня не заинтересовал. Никто не заставил меня усомниться в своем решении. На самом деле большинство парней, с которыми я общалась, лишь подтвердили мое мнение, что я ничего не теряю. У меня даже не возникло желания поцеловать кого-то из них, а в тот вечер на благотворительном ужине, организованном Элайджей, я как раз прощалась со всем этим планом. Решила нарядиться, выпить чего-нибудь алкогольного и притвориться, что так и должно быть. А потом я бы отказалась от своей идеи искать сомнения. В смысле, если я искала сомнения и не нашла их, это ведь что-то, да значит? Может, Бог не хотел, чтобы я сомневалась?

Я не верю в Бога, поэтому естественно не верю ни в какое предопределение или всякую чушь типа: «Так решил для меня Господь», но в силу сложившейся ситуации и моей личной заинтересованности в попытке сохранить хоть какую-то видимость контроля, ловлю себя на том, что соглашаюсь.

– Конечно, это правильный ответ. Несомненно, тебе следует отказаться от этой идеи.

– Но знаешь, потом я увидела тебя, – говорит Зенни, и ее голос становится таким тихим, что я поворачиваюсь, чтобы посмотреть на нее. Ее лицо светится какой-то самоуничижительной беспомощностью, как будто она знает, как глупо все это звучит, и все же ей нужно высказаться. – Я увидела тебя, Шон, и ты стал первым парнем, который вызвал во мне желание. Когда я была маленькой девочкой, думала, что мы поженимся, когда немного подросла, то влюбилась в тебя. Когда училась в старших классах, именно тебя желало мое тело. И увидев тебя на благотворительном вечере… Мне показалось, что мои молитвы были услышаны.

Идея о том, что она влюблена в меня, о том, что хотела меня со всей этой застенчивой убежденностью на протяжении многих лет, приносит мне неимоверное удовлетворение. При мысли об этом в груди зарождается вихрь непонятных эмоций, и мне приходится силой заставить себя следить за разговором.

– Ты молилась о сомнениях? – спрашиваю я, надеясь, что она не видит, насколько по-мальчишески я польщен.

– Я молилась о возможности. О шансе доказать, что я сильнее сомнений… но как я могла это доказать, если с самого начала их не испытывала? А потом появился ты, первый мужчина, которого я когда-либо хотела, величайшее искушение. Сильный, опытный и такой сексуальный, что я едва могла говорить с тобой, не заикаясь.

Ее комплимент смущает меня, и это, наверное, должно шокировать, потому что были случаи, когда женщины называли меня Богом, героем или тому подобным безумием, чтобы залезть ко мне в штаны или бумажник. Но ничего подобного не происходит, потому что, как я быстро начинаю понимать, все, что касается Зенни, кажется, связано с другим набором правил, другими испытаниями. Как будто мы с ней начинаем все сначала, и я понятия не имею, что говорить.

К счастью, мое молчание, похоже, ее не беспокоит, и она продолжает: