Грешник

Громов выругался под нос и... скорее кожей почувствовал, чем услышал - тяжелый надсадный всхлип. Обернулся резко. Чтобы встретиться взглядом с отчаянной бездной Наташиных синих глаз.

Глава 8

Она слышала. Прекрасно все слышала. И понимала. Дурой Наташа не была. Ее и без того неустойчивый мир пошатнулся. Земля поплыла под ногами. Будто кто-то безжалостной твердой рукою встряхнул ее душу, как сувенирный шар. Но вместо искусственного снега и блесток перед глазами закружились воспоминания.

- Ты где так долго был?

- Работы много. А ты чего не спишь?

Сколько таких ночей было? Ночей, когда он ее предавал?

Наташа заскулила. Тихо, не отдавая отчета, как это выглядело со стороны, и впервые за много лет вообще об этом не думая. Как ее воспримут, что скажут? Неважно.

- Наташа... - позвал ее свёкор.

Она еще слышала, но уже не реагировала. Наташа уплывала, уносилась куда-то далеко-далеко. Туда, где не было боли и ужасного дискомфорта от необходимости соответствовать общепринятым нормам. Может быть, даже она улыбалась. Как безумная, коей Наташа никогда не была. Её мимика не всегда соответствовала ситуации. Обычно девушка могла это контролировать. Но на это уходило слишком много сил. Сил, которых у нее не осталось.

Все вокруг закружилось, будто подхваченное ураганом. Наташа зажмурилась, стоя в самом его эпицентре. Обхватила себя ладонями. Стихия подхватила битые осколки ее надежд, и они кружили вокруг нее, вскрывая вены острыми, неровными краями.

- Оставьте нас, - доносилось откуда-то издалека. Но заглушая все звуки, в ушах шумела отравленная знанием кровь.

Он предавал ее, предавал... Наташа закрыла уши ладонями и покачнулась. Туда-сюда. А потом все исчезло. Осталась лишь пустота. Холодная и сырая, как склеп. Она сделала шаг назад. И еще один. В этот всеобъемлющий вакуум.

Наташа не знала, сколько времени она в нем провела. И что ее вытащило из темницы. Возможно, уютные звуки, наполнившие дом. Чужой дом. Дом, в котором ей было странно спокойно.

Отгородившись от правды высокой, непреодолимой стеной, она чувствовала себя... нормально. Ни хорошо, ни плохо... Скорее терпимо.

Наташа спустила ноги с кровати, в которой неизвестно как очутилась, и сходила в душ. А после пошла на звук. Глеб Николаевич стоял у плиты и что-то помешивал на сковородке. Пахло, как в детстве - жареной картошкой и чесноком. Наташа зажмурилась, невольно уплывая в те далекие дни, в их старый, покосившийся дом, где им с мамой так хорошо жилось. Ей было так уютно, так тепло в своих воспоминаниях, что девушка не сразу сообразила - параллельно готовке её свекор говорил по телефону.

- Я заеду вечером, Карина. Не пойму, что тебе не нравится... Нет. Нет! Прямо сейчас я не могу. Я занят. Так! Прекрати истерику! Я все сказал!

Глеб Николаевич нажал на отбой и отбросил телефон на столешницу. А Наташа почему-то зависла взглядом на его руках. Таких огромных. В темной вязи непонятных татуировок. Тех было немного, и каждая, наверняка, что-то да означала. Вот только её мысли занял отнюдь не этот вопрос. Наташе было интересно, почему прикосновения этих рук не вызывали в ней привычного отвращения. Что с ними не так?

Не видя в этом абсолютно ничего такого - она преодолела просторную кухню и стала рядом.

- Привет. Выспалась?

Как будто отмахнувшись от вопроса - небрежно кивнула. Она даже не смотрела на Громова. Все внимание девушки было приковано к его рукам. Чуть склонив голову набок, Наташа подняла ладонь и коснулась его руки. Глеб Николаевич отчего-то напрягся. Мускулы дернулись и как будто окоченели. Едва касаясь, она очерчивала их подушечками пальцев. Вела по тугим переплетениям. Касалась выпуклостей и впадин, разделяющих одну мышцу от другой - не менее выдающейся. Кожа под ее ладонями горела. Так странно. Словно температура поднималась вслед за ее касаниями. Возможно ли, что ее пальцы поджигали его изнутри? Так завораживающе. И все равно непонятно. Почему ей рядом с ним так спокойно?

Скользнула ниже. По широким запястьям, царапнула по массивному браслету часов. По тыльной стороне ладони и длинным довольно крупным пальцам, которые как будто дрожали. Наташа подняла ресницы и... отшатнулась. Что-то такое было в лице свекра, что она сразу поняла - ему было совершенно не по душе то, что она творила. Его зубы были стиснуты так, что под кожей перекатывались желваки. Глаза потемнели. В них появилось что-то демоническое, потустороннее и пугающее. Застывшую на лице маску ни капельки не смягчала даже детская ямочка на покрытом густой щетиной подбородке, которая смотрелась там трогательно и совсем неуместно.

Позвоночником пронеслась дрожь. Наташа спрятала руку за спину и медленно сглотнула огромный ком, застрявший в горле. То ли от непонятного волнения, то ли еще от чего-то, неизведанного и пугающего - её дыхание стало поверхностным и неглубоким.

- Извините... Я, кажется, опять что-то не то сделала, - прошептала она, облизав вмиг пересохшие губы. Во рту вообще было сухо, как на Марсе. Или... на Марсе уже нашли воду?

Господи, о чем она думает?