Грешник

Соберись, Громов. Сделай что-нибудь. Разряди момент - сейчас ведь рванет!

Какую музыку? Что ей сказать? Вряд ли она споет то, что он слушает...

- Я не знаю... Coldplay?

- Правда? - почему-то улыбнулась. А что, она думала, он слушает? Киркорова? Может быть, таким старикам, как он, только и оставалось это чучело в перьях? Он не успел додумать. Не успел... Потому что она запела. Так, как была. В полупрофиль к нему. И он мог слышать не только взрывающие мозг слова. Но и мог чувствовать, ее голос... Как он зарождается внутри, как взлетает вверх, опускается почти в шепот и вновь взмывает... такой чистый. Такой сильный. Омывает его океаном. Обволакивает, проникает в каждый уголок души. И уже не важен смысл, хотя и этого там полно... Её дыхание. Она. Только это имеет значение. Глеб зажмурился. Сжал руки сильнее. Сам почти не дыша. Будто и сам полетел вместе с птицами, о которых Наташа пела.

Flock of birds - Hovering above - Just a flock of birds

That's how think of love...

(Стая птиц, парящая в вышине. Просто стая птиц.

Вот, как ты думаешь о любви)

В какой-то момент она высвободилась из его рук. Или он почувствовал, что ее как птицу... нужно отпустить, и сделал это сам, не смея задерживать? Она отступила, подняла руки. Взмахнула ими и стала покачиваться в такт. Ресницы лежали на щеках - она не смотрела на него, полностью погрузившись в песню.

Fly on, ride through - maybe one day I can fly with you - Fly on.

(Лети, двигайся, может, однажды я полечу рядом с тобой. Лети!)

Голос стих. Несколько долгих-долгих секунд никто из них не смел нарушить установившуюся в комнате тишину. Потом Наташа качнулась с пятки на носок и, отведя глаза в сторону, заговорила:

- Жаль, не на чем подыграть... Дома у меня было старенькое пианино.

- И где оно сейчас? - сглотнул Громов, не припоминая, чтобы видел инструмент, когда они выносили из дома вещи.

Наташа пожала плечами:

- Не знаю. Мы перевезли его в свою квартиру, после свадьбы. А когда Кирилл... продал ее...

- Наташ...

- Сказал, что нет времени возиться с этим гробиной. Мы вообще оттуда почти ничего не забрали... Так что...

- Девочка моя нежная, маленькая моя... - прошептал Громов, подходя к ней вплотную и снова обнимая. И замолчал.

И она замолчала. Не вырывалась. Но и не обнимала его в ответ. Это продолжалось бесконечно. Мир сузился. Время исчезло. Они застыли в одной точке. Обнуляя все, что было до. И не думая о том, что ждет в будущем. Все понимая друг о друге. Без слов.

- Я все понимаю, Глеб Николаевич. Все, что вы мне хотите сказать насчет Кирилла. И правду вашу не отрицаю.

- Но у тебя есть своя? - улыбнулся с сожалением ей в волосы.

- Простите...

- Тебе не за что извиняться. И не подумай... Я не собираюсь на тебя давить. И то, что я к тебе испытываю... это ведь мои проблемы, так? Я справлюсь. Только... разреши мне просто быть рядом!

- Я не знаю...

- Но почему?

И тогда она впервые на него посмотрела:

- Потому что то, что я испытываю к вам... может меня поколебать. И я не думаю, что смогу себе это простить.

Он судорожно сглотнул. Кадык дернулся по небритой шее. Глеба разрывало на ошметки. Он много раз видел, как это бывает. Когда подрываешься на растяжке. Сейчас с ним происходило что-то вроде этого. Он был в ужасе от того, на что Наташа себя подписала. Он замирал от счастья от того, что она не оставила больше сомнений. Любит. Она его любит. Да.

- Вляпались мы, выходит, - просипел он.

- Выходит, - засмеялась звонко, но все равно сквозь слезы.

-А знаешь, что?

-Нет...

- Давай твой торт печь. День рождения у меня, как ни как. Да и сладкое я люблю.

- Правда?

- Угу. А пианино мы твое найдем.

- Глеб... - вскинула взгляд и осеклась, так и не присоединив к его имени привычное отчество. А он коснулся губ пальцами, заставляя замолчать.

- Все равно найду.

- Спасибо... - прошептала в ответ, накрывая его пальцы на её щеке ладонью.

А потом они в полной тишине готовили Наполеон. В четыре руки смешивали ингредиенты, взбивали их в миске откуда-то взявшимся блендером. Тонкие коржи раскатывал сам Громов под ее удивительным и таким внимательным взглядом. Непонятно, кто и для кого пек тот торт. Но процесс нравился обоим. И было плевать, что им предстояло еще многое обсудить. Например, то, как они будут жить дальше? В тот вечер и так было много сказано. Ни Глеб, ни Наташа не хотели продолжать разговор. Сейчас он бы все испортил. Эту уютную тишину, нарушаемую лишь звоном посуды да легким гудением вытяжки.

Последний корж Наташа раскрошила и посыпала готовый торт.

- Ему бы постоять. Пропитаться, - первые слова, после долгого-долгого молчания.

- Пусть постоит. В холодильнике, да?

- Угу...

- А пока... - неуверенно переступил с ноги на ногу Громов, - тебя отвезти к Кириллу?