Грешник

Она удивилась, когда к ней присоединился ее брат, но приняла его присутствие. Как всегда, они были разделены медными перилами, он занял левую сторону, она правую. И, как всегда, именно она задавала темп, хотя, преследовал он ее или просто следовал заданным правилам, она не знала.

Оставалось только догадываться.

Дева шла медленно, будто ожидая другой исход этого вечера. Она не знала, увидит ли своего родного брата снова. Действительно, это мог быть последний раз.

Внизу он остановился, и она была вынуждена сделать то же самое.

Ты должна кое-что знать, тихо сказал Омега. Я сознательно никогда не преследовал Вишеса. Я с самого начала знал, что могу, и я точно знаю, что его смерть могла облегчить мое положение и существование. Но я отказывался вовлекать его.

Дева Летописеца посмотрел через перила. Должна сказать, это неожиданно.

В конце концов, он — семья. Мой кровный родственник через тебя. И это важно, как я уже говорил. Во мне есть немного твоего великодушия.

Моя тебе благодарность, тихо произнесла она.

Увы, это означает, что ты поставила себя в невыгодное положение зря, без причины. Тебе не следовало идти к Разрушителю и сажать те семена, что ты посеяла. Твои дети всегда были для меня под запретом.

Ей хотелось бы поспорить какое-то мгновение. Сказать, что выбор был бы иным, знай она о его скрытности. Но она решила сдержать враждебный настрой.

Спасибо, просто сказала она.

И на этой благодарной ноте, она отошла от Омеги, позволяя своему брату идти своей дорогой.

Ее брат был как осенняя оса, что ползала по подоконнику, купаясь в лучах уходящего лета, не подозревая или не желая верить в смерть, что скоро придет и уложит его на спину, лапками кверху, и все движимое станет неподвижным.

Вот только за жалом надо было обязательно следить.

Поэтому, она позволит ему мелкую победу, которую он так хотел.

У нее были проблемы гораздо большей величины. Она всегда находила утешение в Пророчестве Разрушителя, уверенная, что их ждет конец, как бы ни были велики потери и боль, что понесли ее творения от беспощадной руки ее брата.

Она никогда не думала о том, что в этом окончании будут последствия и для нее самой. Что, если брат был прав? Баланс должен был быть соблюден, и если уйдет он, что станет с ней?

Однако, возможно, она ошибалась насчет того, насколько неизбежно падение брата. Она никогда не предвидела таких событий.

Как бы ни были велики ее силы, до Отца ей было далеко.

Будущее ей не подчинялось.

И она никогда не думала, что настанет момент, когда ей, возможно, придется выбирать между собственным существованием… и жизнью ее творений.

Глава 40

Поезд раскачивался туда-сюда, эти мерные движения и далекий стук колес по рельсам — колыбельная, от которой у Джо потяжелели веки. Когда она в 8:18 утра поднялась на борт «Кейстоун Сервис» № 701 в направлении Гаррисберга[56], ей посчастливилось получить в свое распоряжение целый ряд сидений, пусть и ненадолго. Толпа людей направлялась на работу, поэтому вскоре ей пришлось положить свой рюкзак на колени, чтобы освободить место другому пассажиру.

Поездка длилась чуть более трех часов, и она могла бы отправиться на авто, но по пути прямого автомобильного маршрута был Нью-Йорк, и Джо предпочла миновать пробку в час пик.

Кроме того, было в поездах что-то волшебное. Она наблюдала, как меняется панорама по ту сторону широкого окна: высотные жилые дома, что сменили пригородные кварталы, когда они приблизились к Манхэттену; затем небоскребы; мосты Большого Яблока поднимались и опускались через Гудзон. Потом был спуск под землю, замедление и остановка под великим городом и обмен пассажирами на Станции Пэнн. Наконец, они снова двинулись в путь, воздух в вагоне пах нефтью и углем, когда они выезжали из подземных туннелей.

Снова яркий свет, отсутствие городского пейзажа за окном, деревья и трава Нью-Джерси всегда удивляли после бетонных джунглей Нью-Йорка.

Поезд прибыл на Станцию 30-й улицы вовремя, и Джо некоторое время сидела без движений, прежде чем схватить сумку и встать на ноги. Очередь на выход была небольшой, и, спустившись на платформу, Джо оглянулась по сторонам, горячее дыхание шипящего двигателя огладило ее волосы.

Следующее, что она осознала — как она выходит из квадратного здания с колоннами, своими рядами вертикальных опор на стеклянных панелях оно всегда напоминало ей федеральную тюрьму. Может, это сама Филадельфия ассоциировалась у нее с исправительной колонией.

Или, скорее всего, ее семья.