Грешник. На острие

– Спасибо, Надь. И тебе удачи, – улыбаюсь ей вполне искренне.

Дорога домой была тёмной и туманной. Джип то и дело разбивал мощными колёсами снежные сугробы. А у меня после выпитого вина побаливала голова и хотелось спать.

– Как тебе мои родственнички? – усмехнулся Шамиль, быстро глянув на меня, и тут же вернул внимание на дорогу.

– Серьёзные, – вздыхаю, осознавая куда угодила. Это осознание, собственно, пришло сразу, как только узнала его фамилию, но теперь я не адвокат, а он не мой подопечный. Теперь всё сложнее.

– Ну что, жена, выпьем? – суёт мне бутылку с вискарём. И на мой выразительный взгляд отвечает: – Таскаю с собой на случай, если придётся встретиться с родственниками.

– И как, помогает?

– Агрессию снимает. Попробуй.

Открываю бутылку, делаю глоток. Виски крепкий, дерёт горло. Шамиль забирает у меня бутылку и тоже прикладывается к горлышку. Впервые вижу, как он пьёт.

– Ты вообще-то за рулём, – напоминаю ему на тот случай, если он подзабыл.

– Не бойся, Королевна, твой оруженосец доставит тебя в целости и сохранности.

Его шуточки сейчас раздражают. Отнимаю бутылку, делаю сразу несколько глотков и должна заметить, что раздражение мгновенно рассеивается.

– Твой отец говорил о внуках. Я так полагаю, ты не собираешься рожать детей. Я права?

Он не отвечает сразу и у меня стынет низ живота. Пока Шамиль задумчиво смотрит на дорогу, я требовательно гляжу на него.

– И? Чего замолчал? В нашем договоре не было пункта о детях, так?

– Так, – соглашается он. – И я уже говорил, что не мечтаю о спиногрызах и вечно орущей жене.

– Вот и отлично. Отвези меня к отцу. Я собираюсь остаться в больнице на ночь.

– Это против наших с тобой правил. Ночевать ты обязана со мной.

– Ты не будешь решать, где мне спать, ясно? – повышаю голос, на что Хаджиев отбирает бутылку, отпивает из неё и отдаёт обратно.

– Именно я и буду решать. Король всё равно в коме. Выпей и расслабься, не беси меня.

ГЛАВА 48

– Так и будешь злиться на меня? – слышу, как выходит из душа, ложится рядом, чувствую его запах. До одурения приятный. Закрываю глаза и дышу ртом, чтобы не было соблазна. А соблазн тем временем обнимает меня сзади и лезет рукой под майку.

– Пошёл вон, Хаджиев. Я серьёзно, – пытаюсь убрать его руку.

– Что такое? Не хочешь секса? На тебя не похоже, – щипает за сосок и я, всё же вырвавшись, отползаю на другую сторону кровати.

– Отвали сказала, – скручиваюсь в клубочек, словно кошка, чтобы он не добрался до желаемого. Но Хаджиев не промах. Начинает стаскивать с меня пижамные штаны.

– Отвали, Шамиль! – вскакиваю и, схватив свою подушку, демонстративно ухожу спать на диван. Жду несколько минут, а потом, удостоверившись, что он не придёт и сюда, набираю сиделку отца. У него всё по-прежнему, и я даже не знаю, радоваться этому или бояться. Одно я чувствую отчётливо – это боль.

Боль за маму, за отца. За всё, чего нас лишают проклятые деньги Короля. Мне одиноко и пусто, и эту пустоту не заполнить сексом или чем-то ещё. Это никогда не пройдёт.

Реву в подушку. Тихо шмыгаю носом и вскоре забываюсь беспокойным сном. Просыпаюсь ночью, когда Шам переносит меня с дивана в постель. Кладёт не слишком осторожно, отчего я вскрикиваю.

– Эй!

– Заткнись, Королевна. Закрой рот и спи. Бесишь меня, – падает рядом и схватив меня своей ручищей, прижимает к своему твёрдому, горячему телу.

– Ненавижу тебя, – отвечаю ему и засыпаю.

А утром вскакиваю с колотящимся в груди сердцем, потому что тревога заполняет каждую клетку. Хватаю телефон, набираю сиделку. Та не отвечает, и я несусь к шкафу, чтобы одеться. Неужели мои утренние пробуждения будут всегда такими? Возвращайся, пап. Пожалуйста.

– Ты куда намылилась? – слышу грубый, хрипловатый ото сна голос своего психа-муженька и вздыхаю.

– А ты как думаешь?

– Думаешь, что-то изменилось за ночь и твой отец вдруг ни с того, ни с сего пришёл в себя?

Резко поворачиваюсь, впиваюсь в него злым взглядом.

– А ты, кстати, обещал мне выяснить, кто в него стрелял. И как? Выяснил? – не очень тонко намекаю, что под подозрением он первый. И нет, я не забуду.

– Выясню. Чуть позже. А теперь иди сюда, – взгляд его меняется. Как-то слишком быстро и неожиданно. Что это? Злость? Раздражение? Нет. Это похоть. Кое-кто проснулся со стояком и решил, что это моя проблема.

– Я еду к отцу и если ты не понял, тогда повторю более вня… – договорить он мне не позволяет, вмиг, всего за какую-то секунду оказавшись рядом и сжав моё горло так сильно, что я захрипела и выронила из рук одежду.

– Сейчас я тебе более внятно повторю. И лучше бы тебе услышать меня. Ты. Остаёшься. Со мной. Это ясно? Или объяснить более внятно?

– Ты не можешь мне запретить, – шиплю из последних сил, потому что пальцы его так и не разжались, а продолжают сжимать моё горло.

– Могу. И я запрещаю. Теперь, с этой минуты, ты ездишь только со мной. Куда угодно. Мы счастливая супружеская пара. Ясно?

– Больной на голову придурок! – каркаю ему в морду, на что он подленько так усмехается.