Грешники

— Доброе. Не смотри на меня.

— А куда же мне смотреть? Ну хорошо. Позавтракаешь со мной?

— Сейчас, — Валентин натянул джинсы и выскользнул из комнаты.

За завтраком Совушка была задумчива, мягка и предупредительна. Она вела себя как мама с великовозрастным нерадивым сыном, когда уже ничего не исправишь, остаётся только надеяться.

— Сова, ты прости меня за вчерашнее. Я виноват перед тобой. Я тебя очень люблю.

— В чём виноват? Это во мне дело, не в тебе. Нужно было рюмку тебе не наливать, исполнить танец живота и одновременно пригрозить разлукой. И всё было бы хорошо. Но я справилась без тебя. Сама с собой.

— Да? Представляешь, я тоже. Сам с собой.

— Ты?!

— Я.

— Когда?

— Ну какая разница. Перед тем, как лечь.

(Длинная пауза.)

— Валюш, мне страшно. Ты был в это время не со мной. Признайся. С кем ты был? С той, с которой ты молишься?

— Я был с тобой.

— Неправда. Я была с тобой и могу хоть сейчас описать, как это было. А ты не можешь!

Совушка сжала кулачки, несколько раз мотнула головой, делая судорожные движения, словно пытаясь выдавить что-то, и наконец заплакала.

«Занавес, — с горечью подумал Шажков, — финита ля комедия».

Встал и подошёл к окну. На улице сияло майское полуденное солнце, шумел молодой листвой высокий тополь. Шли беззаботные люди. Блестел канал и не было на нём ни одного туристского судёнышка.

— Я больше так не могу, — сказал вслух Шажков, и ему показалось, что он услышал эхо от собственного голоса. Других мыслей не было.

Дома он автоматически выпил чаю и лёг досыпать, но был разбужен телефонным звонком. Звонил Брик.

— Привет, маэстро! Как самочувствие?

— А как ты думаешь?

— Не отошёл ещё? То-то, не звонишь. И друзья твои. Разбрелись по берлогам, с моей помощью, и ничего вас не интересует.

— Ты чего расшумелся?

— А вот того! Почему люди, когда пьют, целуются, братаются, а потом разъехалась — и всё. И не позвонят. И не интересно им, видите ли, как их собутыльники. Живы ли? Здоровы?

— Ну, не дави на больную мозоль. Живы? Здоровы?

— Моими стараниями. И Софье скажи спасибо.

— Уже сказал.

— Ну ладно. А концертец неплохой получился. Вы с Пташкой молодцы: завели зал. Интернет-тусовка только об этом сейчас и бредит. Фотографии разместили. Интервью. Набери в яндексе «Пташка», «Примавера» и «Факел» — увидишь.

— Сейчас гляну.

— Ладно. Гитару твою я домой забрал, не волнуйся. Отдыхай.

Шажков включил компьютер, вышел в интернет и тут же как обухом по голове получил: везде, где про концерт, там его пьяная потная физиономия — с Пташкой, с рюмкой, с гитарой, с картонным стаканом пива. И глаза — сальные! Слава богу, Совушка сегодня, кажется, прозрела. А Лена? Ей всё ещё предстоит. Что она скажет, когда в Интернете увидит его, взасос целующего молоденькую певичку? Может быть, это и к лучшему, чтобы потом не мучилась. А ты что будешь делать? А?

Шажков резко оттолкнулся от письменного стола и откатился в кресле к платяному шкафу. Он чувствовал себя очень плохо. Не сразу добрался до постели, повторяя, как заклинание, одними губами:

— Я больше так не могу!

— Я больше так не могу!

— Не могу!

Глава 3

1

Про Петербург, в отличие от других благословенных мест в мире, не всякий скажет, что город прекрасен в любое время года. В ноябрьские дождь и темень кажется, что душа покинула его вместе с солнцем, осталась лишь пустая оболочка, не спасающая более от ветров, дождей, наводнений, снежной крупы и прочей здешней напасти. Внешняя городская жизнь теряет самоценность и превращается в обязанность, уступая место внутренней, менее заметной, но не менее напряженной жизни. В каждом втором особняке центральной части Петербурга имеется концертный зальчик, где даром или за небольшую плату выступают какие-нибудь камерные оркестрики, театральные труппы, хоры, солисты, известные и не очень. Открыто множество мелких выставок и вернисажей. Процветает духовная эклектика дворцов культуры, где слушают лекции, учатся музыке, танцуют, занимаются восточными практиками и изучают языки. Эта густота небрендовой культурной жизни характерна, конечно, не только для мёртвого сезона, но именно в нём она приобретает максимальную концентрацию, не будучи разбавленной массовостью уличной и парковой тусовки.