— А я от тебя не скрываю ничего из того, что меня тревожит. Я тебе доверяю. Может быть, только тебе и доверяю, — ответил он Лене. Шажков вдруг понял, что сейчас они подошли к самому важному в их отношениях, и у него забилось сердце. Лена сидела в раздумье, теребя край скатерти, но её лицо менялось, постепенно принимая решительное выражение.
— Хорошо, я тебе всё скажу. Я делала аборт.
У Шажкова не дрогнул ни один мускул на лице.
— От него?
— Да.
— Один?
— Два. Я убила двоих детей!
— Спокойно, спокойно. Что, поздний аборт?
— Нет, не поздний. Но это не имеет значения. На самом деле всё ещё хуже. Я обещала, что рожу ему ребёнка, я и хотела с ним ребёнка, но когда это происходило, я ничего не могла с собой сделать. Мне казалось, что родится злой ребёнок и что мой ребёнок будет меня бить. Представляешь? А он до сих пор не может меня простить. Я и сама не могу себе простить.
— Он тебя что, до сих пор бьёт?
— Нет. Пусть бы только попробовал теперь. Но он меня не прощает, понимаешь? Не прощает.
— Ну и ладно. Я тебя прощаю, за него и за себя. Ты Богу молишься, Бог тебя тоже когда-нибудь простит.
Последовало длительное тревожное молчание. Лена опять взяла в руки край скатерти и стала её теребить — верный признак крайнего волнения. Она прятала глаза, и губы у неё дрожали.
Желая успокоить её, Валя поймал Ленину руку и стал гладить, но она осторожным движением высвободила ладонь, потом подняла глаза на Шажкова и спросила:
— А мы?
— Что — мы? — не понял Валентин.
— Мы с тобой всё никак не можем про нашего ребёночка решить. Я всё ем и ем таблетки, а ты ничего не говоришь!
Валя выдержал удар этих слов. Его резануло чувство мужской вины, настоянное, как на анестетике, на глубокой, почти бездонной нежности, и он только развёл руками, и печально улыбнулся, и произнёс: «Конечно, конечно, обязательно, Леночка».
Он так редко называл Лену уменьшительным именем, что она замерла и быстро отвернула лицо к окну. Валентин, привстал, наклонившись к ней, и увидел, что глаза у неё мокрые, но при этом, глядя в окно, она улыбается. Валя облегчённо вздохнул, поцеловал её в русую макушку, потом встал, повернулся и направился на кухню. Лена вскочила из-за стола и, поймав его руку, пошла за ним следом. Для Валентина вдруг всё стало ясно в этой жизни.
— Где твои таблетки? — спросил он. Она принесла, и Шажков взял из рук Лены упаковку, раздавил её в кулаке и выбросил в ведро.
Теперь каждый раз, когда они завершали любовный акт, Шажков мысленно представлял, как там внизу самый сильный сперматозоид вырывается вперёд (Валентину при этом виделась гаревая беговая дорожка с лозунгами типа «привет участникам соревнований» над трибунами) и достигает яйцеклетки, которая являлась в виде испуганной толстушки с притворно опущенными ресницами. Он рассказал об этом Лене, и они лишились на несколько дней возможности заниматься любовью, так как в самый неподходящий момент их разбирал смех.
В Новый год Дима Стрепетов не приехал. Лена несколько раз звонила на квартиру, но ей никто не ответил. Появилась возможность перевести дух от напряжённого ожидания, и Валя с Леной, воспользовавшись этим, провели замечательные несколько дней вместе.
Главным событием для них оказалась новогодняя университетская вечеринка, проведённая по традиции в одном из концертных залов города. Хотя они уже с лета перестали скрывать на работе свои отношения, только совместное появление на официальном университетском мероприятии узаконивало, если так можно выразиться, их статус в кругу коллег и друзей.
Они пришли пораньше, и Шажков с интересом смотрел на другие пары, постепенно заполнявшие просторный вестибюль. Вот появилась Настя Колоненко в узком платьице под руку с молодым человеком в свитере, кажется, программистом из университетского центра автоматизации. Она без толики обиды и зависти, а наоборот, с большим достоинством, не опуская, как бывало раньше, глаз, поздоровалась с Шажковым, и Валя посмотрел на неё с восхищением.
Доцент Маркова издалека помахала им рукой и исчезла с группой сотрудниц научного отдела. К отношениям Вали и Лены она отнеслась положительно (хотя, как показалось Валентину, с некоторым недоверием). Она даже взялась защищать их от факультетских сплетников, и за эту неблагодарную деятельность получила кое от кого на факультете обидное прозвище «курица». К чести Марковой, это её не взволновало, и она с тем же энтузиазмом теперь ограждала от досужих разговоров Настю Колоненко с её молодым программистом.
Перед самым началом официальной части вечера появился профессор Климов с супругой, но к коллегам не пошёл, а направился прямо в VIP-зону.
Последними подошли Охлобыстины. Роман, поздоровавшись с Шажковым, проворчал так, чтобы слышали окружающие: «С вами находиться-то рядом страшно, того и гляди обожжёшься».
— Не надо завидовать, — вступилась его жена Лора, полная маленькая брюнетка в юбке и белой блузке. Вместе Рома и Лора смотрелись как число 10, только единичка была большой, а нолик — маленьким.
— Вы классно смотритесь вместе, — сказала Лора Лене. — Мы тоже в своё время, да Рома?