И он захлопнул дверь, махнув рукой водителю: «Езжай!»
Протяжно и тревожно загудела сирена, и машина, качнувшись, поехала, набирая скорость, в сполохах синих огней. Пространство для Валентина сузилось до кокона еле теплящейся жизни, который окружал Лену, лежавшую с заострившимся носом и вздёрнутым вверх подбородком, у левого борта реанимобиля, с руками-ниточками вдоль узкого туловища, одну из которых держал за тонкое запястье пожилой врач, прилаживая другой рукой тонометр.
Лену провезли на каталке через весь приёмный покой к двери с надписью «операционная». Шажков шёл рядом, придерживая её ноги в мокрых сапогах, и был не в силах оторваться от бледного пятнышка её лица в венчике пушистого воротника пальто. Внутрь Шажкова не пустили.
— Я сопровождающий, — еле двигая языком, бормотал он, но его решительным движением усадили на скамейку. Через какое-то время Валентина подняли под руки два парня в медицинских халатах («как мои студенты» — мелькнуло в голове у Вали), и провели в другое помещение, где молчаливая женщина-врач с материнским спокойствием и уверенностью долго ощупывала, протирала и обрабатывала чем-то его лицо и голову, а потом молодой парнишка сделал два укола.
— Вам показано стационарное лечение в нейрохирургическом отделении, — сказала врач.
— Не могу, — ответил Шажков, — дела.
— Хорошо. Подпишите отказ о госпитализации и продиктуйте ваши данные медбратику. Дома — постельный режим пять дней. Будет хуже — не стесняйтесь, вызывайте неотложку.
Валентин кивнул, подписал, продиктовал и быстро вышел в коридор — к двери помещения с надписью «операционная». Он не волновался, сел на скамейку, замер, зацепенел и стал ждать. Когда, наконец, открылась дверь и из операционной вышли двое в зелёных халатах, Шажков не поверил своим глазам: они улыбались.
— Ну, как она? — вскочил он, схватившись за стену. Один из хирургов сделал шаг к Валентину и поддержал его под локоть, сочувственно покачав головой.
— Состояние тяжёлое, стабильное, — сказал он. — Лежать пока будет в реанимации. Но прогноз благоприятный.
Когда Шажков услышал эти слова из уст врача, у него в голове почему-то заиграл гимн Советского Союза, торжественные звуки которого мешали слушать, что ещё говорил хирург.
— Пожалуйста, скажите ещё раз, — морщась от бравурной музыки, попросил Валя.
— Вас сейчас отвезут домой, — раздельно выговаривая слова, произнёс хирург. — Заберите вещи больной. Дальше так: как минимум три дня вы здесь не нужны. Полежите дома и придите в себя. Я дал телефонограмму в органы внутренних дел, так как случай криминальный. Будьте готовы к общению со следователем или дознавателем.
Валентина на машине скорой помощи уже глубокой ночью довезли до Лениного дома. Шажков, пройдя мимо собственного автомобиля, припаркованного у подъезда, поднялся в прибранную накануне квартиру. Мозг отказывался думать о случившемся. События минувшего дня, казалось, произошли в позапрошлом году. Из всего того, что было, запомнились только два слова, и только они имели теперь смысл для Шажкова: прогноз благоприятный.
Глава 5
1
Валентин Шажков дал себе сутки на то, чтобы прийти в форму — физически и душевно. Почти весь следующий день он проспал, а когда проснулся уже в темноте весеннего вечера, то понял, что восстановление дееспособности в этот первый день не состоялось: голова кружилась больше, чем вчера, правый бок ныл сильнее, и ко всему прочему мучила упорная, не проходившая тошнота. Шажков с некоторой опаской заглянул в зеркало и с облегчением увидел, что его лицо, хоть и было слегка перекошено шишкой с кровоподтёком над правой скулой, но не настолько, чтобы стать неузнаваемым. Если смотреть слева, так вообще всё нормально, значит, к Лене нужно будет поворачиваться левым боком.
Валя решил привести себя в порядок к завтрашнему дню, насколько это было возможно. Держась за стенку, с трудом перелез в ванну где, стоя на коленях, помылся. Иначе не мог, так как при попытке встать во весь рост терял ориентацию в пространстве, и голубой кафель, серебристые струи из душа, пёстрая занавеска — всё это начинало закручиваться вокруг него как вода в сливном отверстии. На правом боку Валя обнаружил чёрный синяк размером в ладонь, болезненный, но не так тревоживший, как глубинная тягучая боль под ним и тяжесть, растекавшаяся в правой половине тела.
— Отшибли, что ли? — тоскливо подумал он. Помывшись, Шажков прошёл на кухню, вскипятил чаю и достал все имевшиеся в кухонном шкафу лекарства. Долго копался, чтобы, наконец, выбрать несколько: пирацетам для освежения мозгов — сразу горсть, анальгин — две таблетки, чтобы притупить боль. Потом растворил в воде таблетку витамина С и под конец засунул под язык десяток горошек валидола, резкий ментоловый взрыв которых обжёг рот и, казалось, приостановил головокружение, позволив собрать обрывки мыслей и сфокусироваться на неотложном. А неотложным было одно: Лена.