Грешники

«Посягать на твои секреты я не стану, но и попрошу не посягать на мои. Просто знай, что я в большом долгу перед твоей семьей. Узы, связывающие меня с Эрондейлами, сильнее, нежели кровное родство».

— Ну это на самом деле очень мило и все такое, но никто не просил тебя выплачивать никакие долги, — отозвалась Розмари. — У нас с Джеком все отлично. Мы друг о друге заботимся и будем продолжать в том же духе.

«Умно с твоей стороны выдать своего мужа за того, кого я искал, но…»

— Умно со стороны Джека. Люди его недооценивают и расплачиваются за это.

«… но, раз уж я смог тебя раскусить, остальные тоже сумеют. А они куда опаснее, чем ты думаешь».

— Эти «остальные» зарезали моих родителей, — лицо Розмари было абсолютно пустым. — Мы с Джеком в бегах долгие годы. Уж поверь, я прекрасно знаю, насколько все опасно. Особенно опасным я нахожу довериться незнакомцу, даже если у него ментальные способности ниндзя и странное чувство стиля.

Одной из вещей, постигнутых Братом Захарией в Братстве, стала сила принятия. Иногда мудрее было признать битву проигранной и принять поражение, тем самым закладывая основу для следующей битвы.

Хотя, напомнил он себе, это была не битва. Завоевать доверие человека не представлялось возможным. Только заслужить.

«На твой кулон цапли наложены чары. Если ты столкнешься с бедой, которой не сумеешь противостоять самостоятельно, тебе достаточно всего лишь позвать меня, и я приду».

— Если ты собираешься выследить нас с помощью этой штуки…

«Твой муж сказал, что доверие надо заслужить. Я не стану пытаться искать вас, если вы того не желаете. Но с этим кулоном ты всегда сможешь найти меня. Я верю, что ты позовешь на помощь, когда это будет нужно. И поверь, я всегда отвечу на твой зов».

— Кто ты, собственно, такой?

«Можешь называть меня Брат Захария».

— Могу, но, если вдруг я окажусь в той гипотетической ситуации, когда мою жизнь станет спасать некий кровожадный монах, я предпочту узнать его настоящее имя.

«Когда-то…» — прошло столько времени. Он почти не чувствовал своей связи с этим именем. Но ощущал глубокое, почти человеческое удовлетворение, позволяя себе сказать это вслух. — «Когда-то меня звали Джеймс Карстаирс. Джем».

— И кого же ты призовешь на помощь, когда столкнешься неприятностями, Джем? — она надела кулон на шею, и Захария почувствовал облегчение. Хотя бы с этим было покончено.

«Такого я не предвидел».

— Значит, не обратил внимания.

Она коснулась его плеча с неожиданной нежностью.

— Спасибо, что попытался. Это только начало.

И он наблюдал, как девушка уходит прочь.

Брат Захария перевел взгляд на потоки воды под мостом. Ему вспомнился другой мост в совершенно другом городе, куда он возвращался раз в год, чтобы вспомнить человека, которым когда-то был, и мечты, которыми этот человек когда-то жил.

На другом конце Моста Искусств молодой уличный музыкант открыл футляр со скрипкой и поднес инструмент к подбородку. На мгновение Захарии показалось, что ему это мерещится — словно он видел картинки себя прошлого. Но, подходя ближе — попросту не мог оставаться вдали — он осознал, что музыкант оказался девушкой. Молодой, четырнадцати-пятнадцати лет, с собранными под беретом волосами и с аккуратной старомодной бабочкой на белой блузке.

Она перехватила смычок и начала играть. Брат Захария узнал моментально: скрипичный концерт Бартока, написанный намного позже того момента, как Джем Карстаирс играл на своей скрипке в последний раз.

Безмолвные Братья не играли на инструментах. И не слушали музыку, по крайней мере, не привычным способом. Но даже когда их чувства были отгорожены от смертных удовольствий, слышать они могли.

И Джем слышал.

На нем были чары, и юная музыкантка вполне могла подумать, что она одна. Вокруг не было слушателей, которые могли бы дать денег. Она играла не ради мелочи, но ради собственного удовольствия. Глядела на воду, на небо. Исполняла мелодию в честь солнца.

Он отдаленно вспоминал мягкое прикосновение подбородника. Как ласкал кончиками пальцев струны. Танец смычка. Как изредка казалось, что это музыка играла с ним.

В Безмолвном Городе не было никакой музыки. Ни солнца, ни рассвета. Лишь темнота и тишина.