Грешники (СИ)

— Может, закажем завтрак в номер и никуда не пойдем? — говорю первое, что приходит на ум. Самая дурацкая попытка удержать его в номере, как будто от этого болезнь впадет в спячку и, может быть, подарит Гарику еще несколько месяцев жизни.

— Вот еще! — Судя по шороху и барабанной дроби босых пяток по полу — Гарик бодро выбрался из постели. Через мгновение — его руки обхватываю меня за талию, притягиваю спиной к своей груди. — Мы пойдем в традиционное французское кафе, возьмем круасаны с клубникой, крепкий кофе и будем делать фото всякой ерунды.

— Это какая-то не очень мужская мечта, — хихикаю я, подобнее устраивая затылок у него на плече.

— Знаешь, — муж игриво прикусывает меня за ухо, — как только наш самолет пересек воздушное пространство Франции, я почувствовал непреодолимую тягу грассировать[1], петь Марсельезу и делать селфи ног в милых носочках.

— Это голос крови, — давлюсь смехом, представляя его в каких-нибудь кружевных носках с кошачьим принтом.

— Кстати говоря, я всегда считал, что мы с Наполеоном удивительно похожи, — напуская флер загадочности, подыгрывает Гарик.

— Особенно ростом! — сдаюсь я и от души заливаюсь хохотом.

Гарик пользуется моментом, хватает меня и запросто взваливает себе на плечо.

Я болтаю ногами и визжу, подыгрывая его попыткам изображать неандертальца.

А потом, когда мы оба оказываемся в огромном джакузи под куполом стеклянной крыши, время, наконец, милосердно замедляется.

На прогулку мы выбираемся только после обеда, и я чувствую себя настоящей парижанкой в летящем шелковом платье в пол, удобных босоножках и с букетом пионов, который Гарик покупает с лотка цветочницы.

Мы и правда делаем миллион фото — на фоне Эйфелевой башни, в кафе, с разными стаканчиками, в обнимку с каким-то футболистом, которого Гарик узнает случайно на улице.

Едим какой-то безумно вкусный фаст-фуд, пьем легкое французское вино, втихую разливая его по стаканчикам от кофе. Даже не хочется заходить в дорогие рестораны и бутики известных брендов.

Хочется глубоко дышать полной грудью и наслаждаться жизнью.

И пока не думать ни о чем плохом.

— Я на это не сяду, Маш, — брыкается Гарик, когда тяну его к пятачку проката мотороллеров. — Ты шутишь? Я на этой прыгалке буду пятками тормозить.

— Ну и как ты себе представляешь я добровольно откажусь от возможности увидеть это собственными глазами?

— Из жалости к моим почти новым кедам?

— Игорь Сергеевич, — перенимаю его манеру переходить на «вы», когда он собирается особенно весело надо пошутить, — мы находимся в модной столице мира, и если вдруг ваши драгоценные «Конверсы» придут в негодность, я думаю, какую-нибудь «шанель» или, прости господи, «диор», им на смену мы точно найдем.

Он сдается, но, когда я выбираю розовый мотороллер, изображает рыдания и беззвучно шепчет: «За что?!»

И, конечно, с его ростом он выглядит на этом двухколесном коротыше комичнее не придумаешь. Но от души позирует, причем не только мне. Я выбираю пару самых забавных снимков, на которых ему удалось особенно сумасшедшее выражение лица и скидываю их Марусе. Буквально разу сразу она присылает гору смеющихся смайликов.

Пока мой муж продолжает изображать «рашнстайлу-звезду» для местных папарацци, я наклоняюсь, чтобы поправить ремешок. Босоножки, хоть и новые, на удивление не натерли ноги, но к концу дня ремешок заметно потянулся, и я планирую перестегнуть его на одну «дырку» назад.

Но меня внезапно очень резко бросает в озноб.

Голова кружится так сильно, что приходится плюнуть на все и буквально усесться на тротуар.

Мне плохо.

Меня тошнит.

Я понимаю, что не в состоянии подавить рвотный позыв и начинаю лихорадочно, почти наугад, потому что перед глазами все плывёт, рыться в сумке в поисках хоть чего-нибудь.

— Маша… — Голос мужа раздается над моей головой так глухо, словно я сижу на дне Марианской впадины, а он сидит на берегу.

— Меня сейчас… — Я энергично дышу ртом, зачем-то раздувая щеки, хоть это ни разу не помогает.

— Вот.

Я чувствую, как Гарик вкладывает мне в руки шершавый бумажный пакет.

И почти сразу содержимое моего желудка начинает извергаться как вулкан.

Это продолжается несколько минут, пока я буквально не выжимаю из себя каждую каплю пищи, кажется, еще вчерашнего завтрака.

Только когда мне становится немного лучше, я разрешаю Гарику осторожно взять меня под руки и усадить на скамейку. Бумажный пакет он тоже забирает, а буквально через минуту возвращается с бутылкой прохладной минералки.

Несколько жадных глотков буквально возвращают меня к жизни.

— Прости, — говорю все еще сухими и липкими губами, и отстраняюсь, когда муж пытается меня приобнять. — Не надо. Пожалуйста.

Это все категорически неправильно.

Он не должен утешать меня и помогать справляться с первыми признаками беременности… от другого. Это очень плохое кино, идиотский сценарий, и раз уж я не могу перестать играть, то по крайней мере не обязана делать вид, что ничего не происходит.

— Может, вернемся в гостиницу? — Я не жду ответа, поднимаюсь и, пошатываясь от сильного головокружения, иду прочь по улице.