Грешники (СИ)

Но зато сейчас мне его заначка — просто как отрада.

Есть что-то очень бестолково-приятное в том, чтобы курить за рулем, выставив руку в окно, пока откуда-то сверху лениво накрапывает дождь.

Около ресторана — он недалеко от дороги и выглядит как какой-то сказочный терем — замечаю машину Призрака. Он сам топчется на крыльце и с кем-то громко говорит по телефону. Раньше я бы остановилась и прислушалась, потому что мне хотелось знать, чем он живет.

Сейчас обозначаю свое появление почти приятельским взмахом руки и захожу внутрь.

Стол, который занял Призрак, найти не сложно — рядом на вешалке висит его ветровка.

Отмечаю, что это место не подальше от посторонних глаз, а почти в центре зала.

Сажусь, прошу официанта принести чашку эспрессо и меню.

— Извини, это по работе. — Я чувствую, как Призрак топчется сзади, пытаясь положить ладони мне на плечи.

Это так похоже на то, что было вчера в ресторане, но с Гариком, что от раздражения резко веду плечом, скидывая так и несостоявшееся прикосновение.

— Я думала, ты выбрал ресторан подальше, чтобы…

Мои слова трескаются, потому что я только теперь замечаю знакомую фигуру в дальнем конце зала.

Это… Гарик?

Я не уверена, потому что с трудом помню, как он выглядит в потертых джинсах и пацанском мешковатом балахоне, который делает его фигуру солиднее, скрадывая болезненную худобу.

В отличие от нас с Призраком, он-то как раз выбрал самое незаметное место.

Но что…? Как?

Дима следит за направлением моего взгляда, щурится и быстро, но уверенно говорит:

— Маш, клянусь, я не при чем.

Я даже не обращаю внимания на его слова, потому что в этом мире нет и не может существовать сценария, по которому бы Гарик согласился встретиться с моим бывшим вот так. Он знает всю подноготную наших отношений, знает, что нас бы попросту не было, если бы я тогда так сильно не обожглась с этим человеком. Гарик может игнорировать меня месяцами, может не видеть во мне женщину, но он никогда бы не стал играть у меня за спиной — я в этом абсолютно уверена. Он просто не способен на такую подлость.

Но тогда что это за совпадения в духе американских ужастиков?

Ответ появляется совсем скоро.

И выглядит он как эффектная блондинка в дорогом костюме, который совсем не идет этому былинно-деревенскому стилю с лавками, срубом и печью из сказки про Емелю.

Она выходит откуда-то из глубины зала, усаживается за стол и почти кокетливо поправляет волосы.

Я знаю, что, если продолжу и дальше на нее пятится — обязательно привлеку к себе внимание. Мы всегда чувствуем, когда нас слишком пристально рассматривают. Но уже плевать. Какой-то части меня даже хочется, чтобы нас заметили. Чтобы Гарик увидел, что пока он проводит время с «ты единственная женщина в моей жизни», я тоже не скучаю.

Блондинка, кстати, не так свежа, как показалось на первый взгляд. Ей лет сорок или даже больше, но она явно знает, как обернуть первые признаки старения в свою пользу. Не зря же Гарик променял молодую меня на вот эту уже не молодую… хмм… Донателлу Версаче.

Официант — улыбчивый молодой человек кавказской наружности — кладет перед нами меню и я, стараясь не упускать из виду разговор Гарика, предлагаю Призраку заказать что-то для двоих. Краем уха слышу, что он переспрашивает насчет форели и овощей гриль. В уме держу, что у меня от одного слова «еда» пропадает аппетит, но спорить сейчас не хочу.

Отмечаю, что женщина сидит напротив моего мужа.

Они не держатся за руки, не проявляют никаких знаков симпатии, но это все равно ничего не значит — мы с Димой тоже не воркуем как голубки, но это не отменяет того факта, что я провела с ним вчерашнюю ночь.

Женщина что-то достает из сумки, протягивает Гарику.

Мне плохо видно, что это, потому что обзор закрывает ваза с цветами, но похоже на пластиковую папку с документами.

Может, это его адвокат?

Я отчаянно хватаюсь за эту мысль, как будто у нас с ним не договорной брак без любви, а образцовая семья, двое детей-погодков и любовь до гроба.

Гарик берет папку, пересматривает, хмурится, а потом просто откладывает на край стола.

Что бы там внутри не было — он явно не хочет в это углубляться, потому что снова переключается на разговор с блондинкой. Теперь уже хорошо видно, что она значительно старше — ей больше сорока, у нее глубокие, хоть и заретушированные морщины. Но, главное — ее возраст выдают руки: тонкие, уродливые пальцы с большими фалангами, покрытые тонкой сухой кожей. Этот признак старения спрятать невозможно, как и складки на шее.

Я злорадствую, и мне это не нравится.

Грозная выглядит не лучше этой блондинки, но я всегда восхищаюсь тем, как она умудряется оставаться настолько эффектной в свои годы.

Во мне говорит злость за предательство.

Это не ревность, нет. Было бы слишком глупо ревновать мужчину, с которым у меня нет ничего, кроме общего бизнеса.

Просто… Он мог бы сказать мне, что нашел себе пассию и тогда, по крайней мере, мне не пришлось бы придумывать оправдание своей измене, чтобы успокоить разбушевавшуюся совесть.

— Мы можем уйти, если хочешь, — предлагает Призрак, прежде чем сделать заказ.