Еще немного — и мои внутренние тормоза не сработают, я разревусь или, еще хуже, закачу истерику и превращусь в ту ужасную женщину, на которую бы сама пострела как на монстра.
Нужно взять себя в руки, закончить разговор и уехать.
Интересно, что он обо мне думает теперь, когда увидел с Призраком? Я упала ниже плинтуса? Теперь не может быть и речи о мировых соглашениях и «забери себе все, только уходи»?
— Ты можешь взять машину, — он кивает на «мерс» моего папы. Не новый — да, но машина отличная, и до сих пор прилично стоит. — И… не уходить из дома.
— Мне не нужна твоя машина и твой дом.
— Ты все это давно заработала, Маш.
Я невольно поворачиваю голову, потому что впервые слышу в его словах что-то похожее на раздражение. Как будто по какой-то причине ему нужно быть уверенным, что я взяла все, чем он решил меня осчастливить.
Прищуриваюсь, разглядывая его лицо.
Оно, конечно, каменно-спокойное.
В самом деле, что это я? Где эмоции, а где — Гарик. Он был спокоен и сосредоточен даже когда мы занимались любовью.
— Знаешь, — я все-таки справляюсь с чувствами, — я как-нибудь сама разберусь со своей жизнью, машинами и жильем. Я выходила за тебя замуж не для того, чтобы урвать что-то после развода. Мне достаточно опыта. Вот за него спасибо.
Я оглядываюсь на закрытую дверь, думаю о том, что Призрак, наверное, даже если он поступил со мной как последний чудак на букву «м», не заслуживает моего ухода по-английски, но вернуться в зал и снова увидеть там эту женщину… Это все равно, что расковырять только начавшую заживать рану.
Шаг за шагом, отмахиваясь от попыток Гарика меня задержать, спускаюсь с крыльца.
Плащ остался в кафе, и без него даже сейчас будет еще холодно, но…
Возвращаться не буду.
Хочу заморозить эту историю так, как есть.
Но, конечно, хочу вернуться туда, в ту точку, где Гарик предлагает мне стать его партнёром по браку, и сказать ему… что мы можем попытаться быть настоящими друг для друга.
Потому что он…
Кажется…
— Не прикасайся ко мне! — разрываюсь от болезненного крика, когда он все-таки догоняет меня около машины и пытается помешать сесть за руль. Отбиваюсь, колочу его кулаками куда придется. Останавливаюсь только когда отчетливо слышу звук пощечины. — Не трогай меня никогда больше, понял?!
Не смотрю на него, хотя это и незачем — после двух лет «гостевого» брака, мое тело каким-то образом все рано научилось его чувствовать, и я все равно знаю, что в эту минуту Гарик смотрит на меня с осуждением. Его фирменным особенным осуждением — смотрит, как дерьмо, которое вынужден уважать.
— Ты хотел развод? — Тяжело говорить, когда пытаешься смотреть в противоположную от собеседника сторону. — Я согласна, никаких моральных и материальных претензий с моей стороны. Совет да любовь с твоей этой… милфой!
Закрываю рот, втягиваю губы, чтобы больше не проронить ни звука. И так уже наговорила достаточно для позорного падения на самое дно.
— Маша, давай я вызову тебе такси? Не садись в таком состоянии за руль.
— Тебя вдруг начало беспокоить мое состояние? Ты думал об этом хоть раз, когда я набирала тебя, а ты не брал трубку? Месяцами, господи. Ты игнорировал мои сообщения и звонки, потому что очень переживал, как я там и в каком состоянии мое душевное равновесие, когда сажусь за руль? Ты об этом думал, когда выпихивал меня из своего драгоценного пространства?!
— Извини. — Гарик сдается и отступает.
Я ненавижу себя за все, что сказала, но извиняться не хочу.
Может быть, ему будет хоть немного больно.
Я выезжаю на трассу и прибавляю скорости, но ровно до первого поворота, где чуть не вылетаю на обочину.
Притормаживаю.
Выдыхаю.
Сворачиваю не в сторону города — скорее всего, призрак уже пытается меня нагнать, а выяснять отношения еще и с ним у меня просто нет ни моральных, ни физических сил.
Я просто еду куда глаза глядят, погромче включая музыку в салоне.
Катаюсь так всю ночь.
Много курю и выбираюсь в цивилизацию только за очередным стаканчиком кофе.
Уже под утро, когда где-то у черта на рогах встречаю рассвет, сидя на капоте машины, меня пробивает на слезы и крик.
На долгих несколько часов, пока из моего тела, кажется, не уходит вся слезная жидкость.
Мне не становится легче.
В умных книжках по психологии пишут, что надо разрешит себе быть слабой, принять горе и начать жить с ним, потому то отрицание боли — это самый большой стресс для организма.
Я бы и рада принять все это, но понятия не имею, что именно не так.
Мы же не были влюбленной парочкой.
Мы были мужем и женой только на штампах в паспортах.
Мы даже сожителями не были.
В курортных романах больше любви, встреч и романтики, чем в наших двух годах семейной жизни.
Так по чему же я реву?
По двум годам молодости, которые… потратила неизвестно на что?
Или я все-таки умудрилась в него влюбиться?
Я снова сажусь в машину, снова погромче включаю музыку.
— Это ведь моя душа — зачем ты с ней так?! — делаю вид, что подпеваю, а на самом деле просто ору в унисон песне Асти.
Я поплачу еще только этот день.
А потом встану, возьму себя в руки и начну заниматься разводом.
Глава 63