Грешники (СИ)

Но Стас молча берет телефон, снова поглядывает на меня, что-то нажимает, смахивает. У нас «яблоки» одинаковой последней модели, так что он точно знает, как обращаться с моим телефоном. И если я ничего не путаю, он как раз роется в моих фотографиях. Это очень нагло, н вряд ли перевешивает мое требование оставить свой номер. Кроме того, у меня там всего пара селфи, так что…

— Отличная грудь, Отвертка.

Великан прищелкивает языком, и я ошарашенно открываю рот. Стас тут же наводит на меня телефон и делает пару снимков. Быстро коннектит наши телефоны, сбрасывает туда фотографии. Потом делает пару селфи на мой, забивает свой номер, набирает себя и тоже заносит мои контакты в память своего телефона.

Я наблюдаю за всем этим, словно подмастерье за работой Страдивари.

Конечно, никаких, как сейчас модно говорить, «нюдсов» у меня в телефоне нет и быть не может — последний раз, когда я делала пикантные селфи был почти два с половиной года назад. Я делала те фото для Призрака и потом долго ругала себя за то, что поддалась на его уговоры.

Но слова Стаса застают меня врасплох, поэтому на тех моих фото, что он успел сделать, у меня, наверное, очень глупый рыбий вид. Но не бросаться же на него с кулаками и обвинениями. Он и так думает, что я неуравновешенная, взбалмошная, капризная папина дурочка.

— Хотел твою человеческую фотку, а не вот то дерьмо, что у тебя в телефоне, — объясняет он, и смеется, разглядывая мои селфи теперь уже у него в «яблоке».

— Это… — забираю телефон, все еще в шоке от случившегося, — очень изящный комплимент.

— А ты всегда так интересно разговариваешь? Типа, воспитанная, с манерами и все такое?

— Только когда нужно понижать градус хамства собеседника.

Мне все время хочется себя одернуть, напомнить, что на самом деле я взрослая женщина, наученная жизнь и бизнесом, что разговаривать спокойно и вежливо нужно даже с такими, как Бакаев. Но почему-то этому Бэдбою хочется грубить. Он словно нашел мою самую нервную струну и все время нарочно за нее дергает, потешаясь над тем, как у трупика моего спокойствия то и дело дергаются задние лапки.

— И так, Отвертка, зачем тебе мой номер? Хочешь сменить любовника? Я не против. Шикарная женщина, — уже совсем откровенно таращиться на мою грудь под спортивной кофтой, — не дурак же я отказываться.

Он просто наглый самовлюбленный… чудак.

Но женщина во мне не может оставаться равнодушной к единственному мужчине, который каким-то образом разглядел ее под сотнями защитных слоев листовой брони.

Глава 64

— Я не ищу любовника, — говорю после того, как с горем пополам перевариваю первое возмущение. — И вообще жалею о том, что позволила Призраку думать… что хочу вернуть его в свою жизнь.

— Кому ты заливаешь, Отвертка? — Стас подается вперед, нагло выдувая табачным дым прямо мне в лицо. — Этот мужик цепанул тебя обещанием «хранить ментальную верность» и эта мысль жила в твоей голове. Проникла в тебя, как раковая опухоль, и как только появилась возможность, — он громко щелкает пальцами, заставляя меня моргнуть, — ты тут же набрала его номер. Этот мужик гений, Отвертка, потому что он знает тебя лучше, чем ты знаешь сама себя.

— Ты — пикапер? — продолжаю угадывать я.

— Ну, принцесска, вообще мимо. Пикаперы — латентные тюлени, которым так хочется, чтобы женщина их поимела, что ради этого они готовы исполнять ради нее цирковые трюки и хлопать задними ластами.

Он грубый засранец, но после этого высказывания не могу не изобразить имитацию уважительного поклона. Но Стасу все равно, он продолжает:

— Ты могла найти любого мужика, Отвертка. Просто пойти в любой клуб в короткой юбке, потрясти буферами и через пять минут у тебя был бы кастинг из десятка мужиков, готовых ублажать тебя всю ночь. Но ты выбрала своего бывшего — это так по-женски.

— Меня не интересуют одноразовые связи, — пытаюсь защищаться.

— Заливай это кому-то другому. — Он расплющивает окурок в пепельнице.

Его слова делают больно.

Как нарочно сыпет соль в мою раскрытую кровавую рану. А ведь я не для того вскрывала душу, чтобы сейчас какой-то малознакомый тип с видом модного бандита рассказывал мне, какая я плохая девочка.

— Вообще не понимаю, с чего ты решил, что имеешь право меня судить, — отвечаю уже довольно грубо. Мысленно делаю заметку удалить его номер, который брала в каком-то угаре умственного затмения, почему-то думая, что нам с ним еще будет, о чем поговорить.

И дураку ясно, что этот парень уже составил обо мне свое «безусловно абсолютно правильное мнение» и разубеждать его — значит, дать повод думать, будто меня это волнует.

— Потому что я таких как ты, принцесска, знаю, — с подчеркнутой умудренностью и многозначительностью, отвечает он. — Вот как на раз-два вас раскусываю, папины дочки с большими планами на жизнь.

Ну все.

Он меня достал.

Я подаюсь вперед, делаю вид, что принюхиваюсь, а потом активно разгоняю воздух ладонью, давая понять, что этот запах, даже если он абстрактный, мне противен.