Грешники (СИ)

— Не хочу. Чай только выпью, — бросает в кружку пакетик "Лисмы", заливает кипятком и снова садится напротив, подтянув голые колени к груди.

Если до вчерашнего дня смотреть на это было просто по-мужски приятно, то сейчас, после случившегося ночью, как-то не по себе от такой столь откровенной обнажёнки. Хочется закрыть её ноги чем-нибудь, а лучше вообще отправить в комнату, пусть там сидит и не расшатывает ещё сильнее моё и так порядком расшатанное душевное равновесие.

Сижу, жую свой завтрак и чувствую, что Вика на меня смотрит. Не отрываясь. И даже чуть-чуть улыбается чему-то своему.

— Что? — не выдерживаю.

— Мне приснилось, что мы сегодня целовались.

Неожиданно давлюсь и лишь благодаря глотку чая удаётся протолкнуть остатки еды.

— Приснилось? — стучу ладонью по грудной клетке, покашливая.

— Ну да, прикинь? И прям как будто по-настоящему всё. А ты хорошо целуешься, дядь Саш, для старпёра.

— Ну спасибо. Лучше комплимента я ещё не получал, — утыкаюсь взглядом в тарелку.

Она забыла, что произошло вчера. Для меня это, наверное, лучший исход. Забыла и хорошо, не надо ей это помнить.

Но я-то не забыл!

Снова стреляю взглядом по её коленям.

— Ты извини меня, я там по ходу глупостей всяких вчера наговорила… — обхватив кружку руками, тоже прячет взгляд, как и я секундой ранее.

— Ты же говоришь, что не помнишь ничего.

— Не помню, но ведь я же себя знаю, — снова улыбается. — По-любому же чушь какую-то несла. Не обижайся, ладно?

— Мужчины не обижаются, мужчины делают выводы.

— Боюсь представить, какой ты обо мне сделал вывод.

— Вик, ты хорошая девчонка. Немного чокнутая, но хорошая, — откладываю ложку в сторону. — И то, что ты творишь, легко можно оправдать запаздавшим подростковым бунтом — ты довольно рано потеряла отца, мать вскоре уехала строить новую жизнь, от чего ты автоматически считаешь её предателем. Ты всеми силами выпячиваешь своё Я, хочешь, чтобы тебя заметили. Это не страшно, когда дозированно, но у тебя не всегда это получается. — протягиваю руку и накрываю её ладонь своей. — Пообещай мне, что возьмёшься за голову. Просто когда я уеду, мне хотелось бы знать, что ты не пойдёшь во все тяжкие едва только за мной закроется дверь.

— Уже уезжаешь?

Мне кажется или в её голосе слышатся нотки страха?

— Пока нет, у меня тут… остались кое-какие дела. Если ты не против моего соседства ещё пару дней, конечно.

— Я не против. Живи. Только не будь занудой.

И опять рот до ушей, руку не убирает. А я чувствую себя дебилом, потому что только что придумал какие-то мифические дела, лишь бы просто побыть здесь ещё.

— Я приходила к тебе под утро, — становится серьёзной. — А твоя дверь была закрыта.

— Правда? Наверное, случайно запер.

Идио-от. Какой же я всё-таки осёл! Осёл потому, что только что подсознательно пожалел, что закрыл этот чёртов шпингалет.

Надо просто собрать сумку и валить отсюда, пока не поздно. А я вместо этого сижу тут и оттягиваю момент неизбежной казни.

Мне нравится эта девочка. Нравится! Но между нами не может ничего быть, и дело не только в большой разнице в возрасте. Мы слишком разные. Я прожил не длинную жизнь, но приобретённого опыта достаточно, чтобы видеть на берегу, стоит ли игра свеч. Если мы пересечём черту, то всё закончится очень плохо. Для обоих.

Надо уезжать. Точно надо.

Но вместо этого…

— Давай дубль два? В "Вилке" после твоих пар?

— Опять притащишь на наше свидание свою бывшую?

— В этот раз никаких бывших, клянусь.

— Тогда идёт, — расцепляет тандем наших рук и, забрав со стола кружку, уходит в свою комнату. А я провожаю взглядом её длинные голые ноги и чувствую, что первый шаг в омут я уже сделал. И причём с большим удовольствием.

Часть 19

Вика

— Скука смертная эта философия, — сладко зевает Катька в кулак, болтая ногой под партой. — Спать ещё больше хочется.

— Факт, — соглашаюсь, совершенно не вдумываясь над смыслом ею сказанного.

Подперев щеку сжатым кулаком, смотрю в окно на осеннюю морось. Какая философия, какой сон, когда тут такое!

Мы целовались вчера с Сашей. Он поцеловал меня первый. И это был такой поцелуй… Такой! Фигня эти все ваши любовные романы с бабочками в животе и дурацкими мурашками, поцелуй с ним — это фейерверк, это взрыв, это свободное падение без страховки.

Мне хотелось продолжения происходящего и если бы он так решил, я бы ни за что ему не отказала, но порядочность головного мозга не позволила ему распустить руки. И хоть вой, хоть скули. Ну вот такой он. Саша — не Рустам, он слишком ответственный. Хотя он тоже хотел продолжения, это точно…

Не знаю, почему я соврала, что не помню о том, что произошло. Хотя что тут знать — я просто испугалась, что теперь он самодистанцируется. Сольётся и удерёт в свою Москву. Ведь помимо поцелуя я ему ещё и в любви призналась, идиотка! Стыдно-то как… Надо было ещё залезть ему в штаны и предложить сделать детей — план максимум по тому, чтобы слить мужика, был бы с достоинством выполнен.

В голове каша, масса разнообразных чувств, но самое острое воспоминание — поцелуй. Невозможно выбросить из головы. Как?! Ну вот как, если это едва ли не лучшее, что случалось в моей жизни?!