Грешники. Внебрачная дочь (СИ)

— Я! Я помою! Можно? Я! — Ника поднимается на ножки и хватает с полочки бутылку моего любимого шампуня с запахом мёда и цветущего апельсина. Открывает крышечку, и я понимаю, что пены сейчас станет втрое больше и мне придётся собирать её не только здесь, но и в коридоре.

— Дерзай, — хохочет Итан, уступая ей право быть первой в таком нехитром деле.

Ника рада стараться.

Набирает полные ладошки геля. Шлёпает ему на макушку и усердно растирает, пока отец не начинает сдувать расползающиеся по лицу потоки мыльных пузырьков. В завершение набирает охапку пены и монтирует на голове Итана гигантскую «Шапку Мономаха».

— Мама, он такой классный, — хохочет ребёнок, начиная прыгать и вовсю взбивать мыльную воду руками. — Как смурфик!

Черррт!

— Ника прекрати! — отчитываю, снимая с крючка её махровый халатик. — На сегодня помывка окончена! Пора меру знать. Обвалите потолок соседям. Затем папу в полицию заберут.

Дочь притихает, но следом прихватывает лейку и открывает кран, орошая холодными струями не только Святого, но и меня, стены, пол, всё вокруг.

Визжу, пытаясь закрыть воду. Не успеваю опомниться, как меня сгребают в охапку сильные руки и бесцеремонно затягивают в ванную. Вода тотчас выходит из берегов.

Божжжеее…

— Ненормальные! Оба! — отплёвываясь от мыла, оказываюсь у Итана между ног. Прижатой спиной к его груди. В платье! За которое отвалила хренову тучу денег. И которое только что пало смертью храбрых.

С платьями в последнее время мне чертовски не везёт! Придётся купить рубище.

Злюсь и пыхчу в кольце крепких рук, но стоит Святому обхватить ладонью мой дрожащий живот и скользнуть ею ниже, как я замираю, тяжело дыша.

Соски под лифом становятся твёрдыми. Ноют и даже чуточку болят.

— Красивая у нас мама, правда, Ника? — издеваясь, ныряет пальцами в трусики, ловко прижимая подушечками чувствительную точку.

Разряд в 10 000 вольт! Взрыв каждой нервной клетки. Кровь в затылок резким толчком. В груди стопорится воздух.

Я тут же свожу колени вместе. Краснею. Пытаюсь взять под контроль своё состояние.

Убью!

Как только вылезу из ванны, следом утоплю его в ней.

Гад!

Искуситель!

Смурф проклятущий!

Прикусываю губу, чтобы не застонать. Его пальцы так ловко кружат по клитору, что я начинаю сходить с ума в преддверии оргазма.

— Мамочка классная. Я её очень люблю, — Ника бросается мне на шею, спасая меня от «маленькой смерти».

Чувство неудовлетворённости от несбывшегося и радует, и убивает одновременно.

Черррт! Черррт! Черррт! Чтоб тебя!

Сумасшедший!

— Ты пожалеешь, — шиплю на португальском.

— Можешь отомстить мне той же монетой, я не против, — хрипит на ухо Святой, поправляя в трусах стояк.

— Не боишься, что тебе не понравится?

— Нет, — шепчет, целуя шейные позвонки. — Я всё прекрасно помню, Эн. Даже твой первый невинный минет…

Глава 28. Сложный выбор

Анна

Весь оставшийся вечер, сидя напротив друг друга за столом, мы с Итаном переглядываемся как два сексуально озабоченных подростка.

Вернее, озабочен он своими «мокрыми» фантазиями. Я же ломаю голову над тем, как можно дольше прожить с мужчиной под одной крышей, не прибегая к сексу?

Как бы я его не желала, мне всё равно хочется немножко его помариновать!

«Я всё прекрасно помню, Эн. Даже твой первый невинный минет…» — каждый раз мысленно возвращаясь к этим словам, глядя на него, краснею.

Уверена, он догадывается, о чём я время от времени думаю. Его глаза щурятся, принимая лукавое выражение. Я вижу, как он дразняще покусывает внутреннюю часть губы, всякий раз сдерживая довольную улыбку и намекая на то, что час моего нравственного падения близок.

Очень близок…

— Ну, что, Буся? Будем задувать свечи и загадывать желание? — Катя поднимается из-за стола, чтобы принести только что доставленный курьером торт.

— А сколько можно загадывать желаний? — хитро прищуривается Ника, доедая фруктовый салат.

— Сегодня безлимит, — выдаёт тётка, целуя её в пушистую после купания макушку. — Столько, сколько хочешь!

— Точна? Точна?

— Ага.

— Халимиона Ваську хочу!

— О-о, нет! — привстав помочь Кате, плюхаюсь от ужаса обратно на стул. — В нашем доме только ящерицы не хватало. Они едят червей. Жуков. Всякую гадость! Линяют. Брррр! — вздрагиваю от неприятного мороза по коже.

— И что?

— Бусинка, без паспорта его не пустят в самолёт.

— Я нарисоваю пастарт!

— А прививку твоему Ваське кто поставит? Кэтти?

— Прививку не нада! Я сама её боюсь. И Вася будет бояцца. Он же маленький. Вот такусенький, — показывает ладошками примерный размер. — Ма? Давай купим? Он влезет папе в карман. Там никто не увидит. Ладна?

— У папы и на голове никто не увидит… — ворчу я, бросая на Итана предостерегающий взгляд. Но тут же понимаю, что стоит мне выйти на кухню, как эти двое договорятся за моей спиной.

— Ань, она забудет про эту ящерицу через пару минут, — заверяет Катя, распаковывая на кухне торт.

Достаю из шкафчика десертные блюдца. Ставлю рядом на стол.

— Так! — решительно. — Больше никаких сказок о Рапунцель, Смурфах и прочих странных существах! Ты можешь себе представить в доме такую… такую… гадость! Ой… — снова брезгливо ёжусь. — Лучше не напоминай.