Грешница

Мы облились холодной водой, мокрые и прохладные прижались друг к другу. Самое страшное было позади и мне теперь совсем не хотелось, чтобы все так быстро кончилось. Погасла лучина, и в парной стало темно. Мне темнота не мешала, но он легонько отстранился от меня и разворошил кочергой золу в каменке. Вспыхнули мерцающие красные угли. Я разглядела его лицо и почувствовала, как мой живот опять сводит судорога.

– Я люблю тебя, – сказал он и бережно положил меня на лавку.

Дерево было мокрым, скользким и чтобы не упасть на пол, я невольно развела ноги, и тут же почувствовала, как он оказался между ними, и в меня уперлось что-то очень твердое.

Мне стало страшно и стыдно, я хотела его оттолкнуть, но почувствовала, как ему хочется быть со мной, что я не решилась.

– Я люблю тебя, – опять сказал он, и опять мне стало больно и сладко, а под сердце подкатилась такая нежность, что я сама что есть силы, сжала его руками и ногами и закричала:

– Я тебя люблю.

Он припал к моим губам, и мы надолго замерли. Потом мы лежали вместе, не двигаясь, и я все пыталась понять, согрешила я снова или еще нет. Алеша прижимал меня к себе и не шевелился и, хотя я чувствовала в себе что-то чужое и очень горячее, но какое-то безгрешное. Я даже подумала, что наше с ним блудодеяние совершилось не по доброй воле, а случайно.

– Мы с тобой совершили смертный грех? – спросила я, едва он отпустил мои губы.

Он не ответил, засмеялся и опять начал меня целовать, и мне стало так хорошо и легко, что я совсем забыла и о божьем грехе и о людской молве.

– Давай все-таки домоемся, – сказал он, помогая мне сесть на лавке. – Баня смывает все грехи, так что мы выйдем отсюда чистыми как агнцы.

Я не знала кто такие агнцы, но спрашивать его не стала, поверила на слово. Мы опять намылились шампунем, но теперь мылись порознь. Я молчала, хотя у меня накопилось много вопросов. Он же в это время думал, какая я замечательная девушка и как он меня сильно любит. От этих его мыслей у меня, в конце концов, опять начала кружиться голова и стало легко сладко на сердце. Жаль, что он не умел читать мои мысли и снова меня не обнял, а мне так этого хотелось!

– Ты скоро домоешься? – спросил Алеша, когда я уже полоскала волосы.

– Скоро, – ответила я и со значением посмотрела на него, но он в темноте моего взгляда не увидел и, так и не тронув меня, ушел в предбанник.

Я быстро ополоснулась и отправилась следом за ним. К этому времени Алеша успел зажечь лучину, и одевались мы при свете. Мне кажется, что я только тогда до конца поняла, чем мужчины отличаются от нас женщин.

Он проследил мой взгляд и хотел меня обнять, но в последний момент удержался. Как я поняла, побоялся не совладать с собой. Я решила ему сказать, что у меня ничего не болит и если он хочет, мы можем еще немного побыть в бане, но помешал девичий стыд. Вместо этого я спросила:

– А мы еще сюда придем?

– Конечно, если ты захочешь, – ответил он.

Мы вышли на свежий воздух. Ночь была прохладная, но после парной это только очень приятно.

– Тебе не холодно? – заботливо, спросил Алеша, и не успела я ответить, прижал меня к себе.

Мы так и прошли к дому через весь двор, прижимаясь друг к другу, как будто на улице была зимняя стужа. Крутом в траве трещали кузнечики. На небе, прямо над нами, висела большая полная луна. Он не спрашивая согласия, сразу повел меня в свою комнату. Я хотела попросить его отпустить меня спать к тетке Степаниде, но не решилась.

– Сейчас я зажгу свет, – сказал Алеша и своим быстрым огнивом запалил сальную свечку.

Я подошла к столу и не знала, что мне делать дальше. Он понял, о чем я думаю, и успокоил:

– Не бойся, никто тебя не осудит. И так все знают, что у нас с тобой любовь.

– Тогда я постелю, – вздохнув, сказала я.

Алеша кивнул и отошел к окну, искоса наблюдая за мной. Я взбила перину и подушки, присела на краешке полатей.

Алеша тотчас задул свечу, разделся и подошел к окну. Думал он о любви.

– А что такое любовь? – спросила я.

– Боюсь, что этого я не смогу тебе объяснить, любовь – это любовь.

– И все так любятся? – спросила я. – Ну, так как мы сегодня?

Он не ответил и начал думать словами, которые я совсем не понимала. Про какую-то сексуальность, психологию. Я так ему и сказала, что ничего не поняла.

– Ничего, – успокоил он, – выучишься читать, прочитаешь много книг, и тебе все станет ясно. Я сегодня купил тебе для учебы бумагу.

Когда он сказал о бумаге, то вспомнил еще о каких-то подарках. Мне стало очень любопытно, но прямо спросить было неловко и я нарочно начала выяснять, что такое бумага. Он рассказал что Библия и другие книги написаны на бумаге и, наконец, сознался:

– Я тебе кое-что купил, сейчас ложись спать, посмотришь утром.

– Ну, зачем же, мне ничего не нужно, – быстро сказала я. – У меня и так все есть. Если хочешь, ложись и спи, а я просто так посижу.

Он засмеялся, оделся, опять зажег свечу, вытащил из-под стола берестяной кузовок и поставил его на лавку.

– Ладно, смотри, только недолго, а то я спать хочу.