Грешница

- Господь сообщил мне, как ты можешь спасти заблудшую свою душу. Бойся мирской суеты. Человек - червь, временный гость на грешной земле. Знаю, не легко жить, тяжко, горя много, но наши земные страдания ничто по сравнению с пытками, которые ждут на том свете не познавших Христа. Здесь минуту страдаешь - там век страдать будешь, если не сохранишь чистой свою душу. Не дай сомнениям затмить твой разум - вот указание божие. И еще господь пожелал, чтоб вышла ты замуж. - Василий Тимофеевич нежно дотронулся мягкой своей рукой до руки Ксении. - Вот и брат Федор, сама слышала, подтвердил веление господне. Мужем твоим будет, Ксюша, брат Михаил...

Все закружилось перед глазами Ксении, звон встал в ушах, хотела она крикнуть: "Не бывать этому!", но ничего не крикнула, только жалобно застонала и обессиленно откинулась на спинку дивана.

- Знаю, нет у тебя к нему расположения, - говорил Василий Тимофеевич, - но господь наградит тебя и супружеской верностью и любовью. Без колебания протяни руку брату Михаилу, Ксюша. С ним ты найдешь счастье. Он и с общиной за вас расплатится. Должок ведь у вас большой. Все учитывай, Ксюша. Бог посылает мужа тебе. Это награда, а не наказание. Пойми, сестра. Я говорил господу, что не расположена ты к Михаилу. "Слепая она, - ответил господь. - Придет час, будет благодарить за милость мою". Слышишь, как сказал: благодарить будешь! За кого ж тебе еще замуж идти, Ксюша? А замуж надо - это твердо бог наказал, ибо одна ты можешь пасть еще больше. Не за меня ли вдового, старого пойдешь? Или за брата Федора? Все женихи у нас старики. Я уж и письмо написал, летит уже брат Михаил к тебе, летит на быстрых крыльях.

- Не могу, - сказала Ксения.

- Не пугай ты меня, старика. - Василий Тимофеевич отодвинулся от нее, скорбно нагнул голову. - Неужто пуще господа возлюбила ты себя? Молчишь? Страшно мне молчание твое, ох как страшно!

Василий Тимофеевич сам проводил Ксению до калитки. На прощание поцеловал в лоб и сказал:

- До приезда брата Михаила молись усердно. Знай, я буду с тобой молиться. Ну, иди с богом.

...Никогда Ксения не видела в своем доме столько людей как на следующий день. Казалось, вся община переселилась сюда из города. Они шли один за другим, они плакали, целовали Ксению, грозили ей, уговаривали, молились и пели псалмы. И Ксения пела с ними:

Я странник на земле,

Мой путь лежит во мгле,

И скорби лишь кругом.

В небе мой дом.

Но все было как в бреду - это пение, эти люди с распаренными духотой лицами, их уродливые, злые тени на стенах, кислый запах пота. Наяву был только страх, вытеснивший все другие чувства, все мысли и желания. Ксения ходила, как слепая. Но двигалась она мало, больше сидела, опустив руки. Ей ни минуты не давали оставаться одной. Иногда на дороге раздавался шум проезжающей машины или треск мотоцикла, и тогда глаза Ксении на мгновение расширялись, будто вспоминала она что-то. Так же, только на мгновение, загорелись ее зрачки, когда сестра Евгения, молоденькая машинистка, шепнула ей на ухо:

- Ксенька, очнись, не делай глупость, не выходи за Мишку, плюнь на все! Это же с ума сойти можно!

Ксения стояла на коленях возле кровати, молилась, когда в сенях хлопнула дверь и она услышала голос Алексея.

- Где Ксеня? - спросил он.

- В город уехала, голубок. В город, - ответил ему чей-то старушечий голос.

- Врешь, она больна ведь.

- Стыдно такие слова говорить, голубок. Зачем мне врать, лечиться поехала.

- Смотри, старая, если врешь...

Снова хлопнула дверь - Алексей ушел. Ксения обхватила ножку кровати, прижала к ней горячий лоб.

Вечером, почти сразу же за Прасковьей Григорьевной, которая и сегодня работала на ферме вместо Ксении, пришла Зина. Ксения увидела ее, и будто оборвалось что-то у нее внутри, будто на секунду стыдно стало за что-то. Она хотела встать со стула, но только пошевелила ногами, а встать не смогла. Удивленно оглядываясь, Зина спросила:

- Что у вас тут происходит, Ксеня?

- Видишь, гости приехали, - торопливо сказала Прасковья Григорьевна, а Ксения словно очнулась. "И вправду, что же тут происходит?" - подумала она и сама удивленно оглянулась и будто впервые увидела повязанную черным платком по самые брови бабку Анфису, холодные глаза брата Николая, счетовода городской автобазы, маленькую, похожую на черепаху старуху Андреевну, всегда испуганное, детское личико сестры Веры, чертежницы из управления текстильного комбината, изможденную фигуру Анны, доярки соседнего колхоза, и еще чьи-то настороженные лица, прикрытые сумраком.

Она испуганно вскочила со стула, но споткнулась, упала.

- Ой, Зина, ой, милая, замуж меня выдают!..

Зина хотела помочь Ксении встать, но со двора прибежал Афанасий Сергеевич, отстранил ее, положил Ксению на кровать. Она притихла, только стонала.

- Дядя Афоня, неужто вы силком ее замуж выдаете?

- Иди, иди себе, - хмурясь, сказал Афанасий Сергеевич.

- Никуда я не пойду. С ума все посходили, что ли? Да где же это слыхано? Да я сейчас весь колхоз на ноги подниму!

- Беги подымай, - сказал Афанасий Сергеевич. - Беги! Никто ее силком не заставляет.