Грешница

- Ничего... Я посижу, потом еще кого пришлю, иди...

Афанасий Сергеевич поворчал, но ушел. Однако сейчас же вернулся, вызвал Ксению в сени и хмуро, строгим голосом сказал:

- Из дому не выходи, слышь, помни наказ Василия Тимофеевича. Уйдет председатель - дверь замкни. Если чего такое говорить будет, - молчи... Ну, с богом.

Возвращаясь в комнату, Ксения глянула на себя в зеркало и ахнула: лицо осунулось, глаза запали, волосы спутались, висят, как пожухлая трава.

Ксения засмущалась, остановилась перед Иваном Филипповичем, не зная, куда деть руки.

- Вот что, Ксения, - сказал он и притянул ее, усадил рядом с собой, вижу, ты и в самом деле больна: лица нет на тебе. Только болезни твоей не пойму... Скажи, что случилось?

- Не надо, - ответила Ксения. - Не буду я об этом говорить...

Лицо ее, оживившееся после того, как ушел отец, снова приняло скорбное, старушечье выражение, глаза погасли.

Иван Филиппович прошелся по комнате, глухо сказал:

- Виноват я перед тобой, все мы виноваты... Но как к тебе подобраться - каменной стеной вы отгородились: и есть вы, и нет вас... Мать у меня верующая была. С детства я слышал, что бог милостив. Вот и ты веришь в бога, хочешь делать добро людям. Но зачем же нужно ломать всю жизнь? Где же здесь милосердие? Этого я не пойму.

- Не говорите так, - жалостливо сказала Ксения. - Откуда нам знать, в чем милосердие божье? Вы смеетесь над нами, но и это бог знал и предостерег: "Мир будет смеяться над вами".

- Нет, я не смеюсь. Над больным человеком нельзя смеяться, а ты больна... Знаю, ты любишь Алексея. Не пугайся, это ведь так. Ты любишь его, он мне все рассказал. Но не хотят сектанты тебя отпустить, вот и решили срочно выдать замуж за своего человека.

Его слова не успокаивали, а ожесточали Ксению; и ей приходили такие мысли, но она гнала их, ибо они от дьявола. Что могут знать о милосердии божьем не познавшие бога? Бог наказывает - и это благо, потому что он один знает, чего достоин каждый человек. Так ли страдал Христос, принявший на себя людские муки? "Укрепи меня, господи", - думала Ксения. Она забыла сейчас об Алексее, о Михаиле, о тоске своей. Не об этом шла сейчас речь о вере, и Ксения знала только одно: ей надо выстоять, не дать искусить себя дьяволу, который говорил устами Ивана Филипповича. Тупое упрямство появилось в ее глазах.

- От всего отрекусь, от отца, от матери, но не отрекусь от Иисуса Христа, - сказала она.

Иван Филиппович изумленно смотрел на нее - и жалость и боль были в его лице.

- А разве я пришел сейчас уговаривать тебя отречься от Христа? спросил он. - Нет Всему свое время. Скажи мне только одно: ты хочешь выходить за этого человека, которого тебе подсовывают сектанты? Ну, хочешь?

Ксения молчала.

- Так не губи себя, не дай обмануть себя, Ксеня. Подожди хоть до весны, а там... там видно будет.

Он сел и вдруг, сжав ладонями виски, сказал с отчаянием уже не Ксении, а самому себе:

- Нет, если это случится, я себе никогда не прощу... Чем же тут люди занимались, как спать спокойно могли?! Некогда нам, дела: успеется, потом... А что теперь-то делать? Да подними ты голову, Ксения! воскликнул он.

Она вздрогнула, отвернулась.

Во дворе скрипнула калитка, кто-то крикнул:

- Есть хозяева?

Иван Филиппович вышел в сени.

- Здрасте, - раздался радостный мальчишеский голос, - я знаю вас, вы председатель.

- Не ошибся, - ответил Иван Филиппович. - А вот я тебя, прости, не упомню.

- А я из райкома комсомола, Пыртиков. Новый инструктор. Что это за дело у вас тут с сектантами? Ченцов прямо панику поднял. Здесь она, сектантка-то эта?

- Ты бы поосторожнее, деловой человек, - сердитым шепотом проговорил Иван Филиппович. - Там она. Ксения ее зовут.

Ксения увидела широколицего крепыша с желтым пушком на щеках, с озабоченными глазами и решительными движениями.

- Здравствуй, - сказал он, - это ты и есть? Рассказывай, что случилось. Ченцов говорит, сектанты тебя прижали, силком хотят замуж выдать... Это же черт-те знает что - дикость! Не бойся, обязательно защитим. Били они тебя, значит?

- Никто ее не бил, - хмурясь, проговорил Иван Филиппович.

- Не били? - почти разочарованно переспросил Пыртиков. - Ну ладно, к этому еще вернемся. А ты мне вот что скажи: у вас в колхозе неделю назад была лекция на антирелигиозную тему. Ты ходила? Я узнавал - не было тебя. И на танцы ты не ходишь, в кино, говорят, тоже. Книг не читаешь. В Москву на экскурсию тебя посылали - не поехала. Это, знаешь, никуда не годится. Ты сама сознательно отворачиваешься от жизни. Работаешь, правда, говорят, хорошо. Хорошо она работает, Иван Филиппович?

- Слушай, может, ты в другой раз зайдешь, а? - Иван Филиппович побагровел, сжал кулаки.

- А что такое? - Пыртиков изумленно огляделся.

- Господи, ну что вам всем надо от меня, что? - с отчаянием сказала Ксения. - Уходите, надоели мне все...

- Ты знаешь, ты держи себя в рамках... - начал было Пыртиков, но Иван Филиппович сжал его руку:

- Хватит, помог.

Он проводил Пыртикова во двор и снова вернулся.