Грешница

Дарья Фэйр Грешница

Сначала всегда становилось тепло. Пригревало, даже уютно. Но потом воздух становился всё суше и жарче. В носу дёргало пересохшую слизистую и начинало печь где-то там, ближе к зубам. Щёки стягивало, волосы начинали закручиваться от нестерпимого жара. И запах. Появлялся этот мерзкий запах палёной шерсти. В такие моменты она уже знала, что сейчас будет больно. Эта тонкая грань, когда ты ещё можешь ждать, держаться, и через мгновение уже разрываешься криком из пересушенной глотки, вопя от боли, которую просто невозможно выдержать.

«Гори, гори, моя девица.

Грех по венам всё струится!

Не отмыться, не простить,

Можно только искупить!

Гори, сгорай, но знай, прощенья,

Получишь от огня крещенья!..».

Детская песенка слетала с потрескавшихся губ, слёзы причиняли страшную боль, закипая прямо в железах. Кожу стягивало, высушивало, лишая возможности двигаться, но всё ещё не давая умереть.

Она не умирала ни разу. Раз за разом переживая искупляющее пламя, она так и не дошла до конца.

Так случилось и в этот раз. Как бы она не молила бога пощадить её и, наконец, забрать, хоть в ад, хоть в рай – куда угодно прочь от этого пламени – но вместо смерти она вдруг умудрялась сделать глубокий свежий, полный душистого прохладного воздуха, вдох и просыпалась.

В этот раз, ещё тлеющий на кончиках нервных окончаний жар, смыл поток ледяной воды с лёгким запахом болота.

– Сколько можно орать! – раздался надтреснутый голос матушки. – И орёт, и орёт! Да когда это кончится?! Вот получишь ты за это, помяни моё слово! Нормальные люди спят, как спят, а ты, выродок, ни себе ни людям! Грехи спать не дают, вот уж я тебе толкую! Как есть – грешница, вот и маешься! И других маешь!

– Рая, – раздался недовольный мужской голос из другого угла комнаты, где стояла широкая родительская кровать, – ну чего ты разоралась сама? Уймись! И спать иди. А ты, Маришка, ступай-ка в сени – там поспишь.

Девочка, дрожа, встала. Потупившись, прошлёпала босыми ножками мимо молчащей, но сурово глядящей на неё матушки, отвернулась от ехидно-поблёскивающих глаз братьев, что спали в другом углу, и тихо притворила за собой дверку.

В сенях было холодно. Мариша зябко поёжилась, кутаясь в длинную промокшую рубашку, и огляделась. Где-то тут она припрятала себе старую курточку, что ещё от дедушки осталась. Та была сплошь рваная и грязная. Матушка к ней не прикасалась, а отец приказал её выкинуть. Мол, порченная она, нехорошая. Да потом как-то раз глянул на дочку, которая в неё куталась, да махнул рукой. Порченная куртка – порченная девка. Да и леший с ней!

Мариша больше переживала, чтобы куртку не нашли братья. Уж они не побрезгуют. Изорвут и сожгут – лишь бы поглумиться. Это всё, что у неё было, поэтому девочка очень дорожила ею.

Курточка нашлась наверху, за старыми горшками на самой верхней полке. Уже месяц, как Мариша не ночевала в сенях. Уже начала радоваться, что исправилась и стала нормальной, но нет. Опять, опять бог наказывает её за грехи! И нет ей прощения!

Маришка вытерла влажным кулачком нос, закуталась как можно плотнее в дедушкино наследство и прижала ладошки ко рту. Ноябрь в этом году был морозный, пол, даже деревянный, холодил бока. Зато можно было наблюдать, как пар изо рта складывается в призрачные фигуры. Похоже на дым в темноте, но зато совсем не пахнет. Как хорошо…

Тяжёлый глиняный горшок разлетелся на мелкие осколки, забрызгав подол, лапти, ножки стола и пса с левого боку. Мариша инстинктивно сжалась за секунду до того, как матушка со всей силы залепила ей оплеуху. Влажные пальцы зацепились и выдрали клок русых волос, заставив девочку всхлипнуть от боли.

– Вот отродье! Как тебя земля-то носит! И пошто мы тебя приютили, выродка такого! Что мать твоя грешницей была, что ты! Сколько сметаны псу под хвост!

Пёс вопросительно приподнял ухо, но тут же продолжил вылизывать измызганный пол, чавкая и хлябая жадными челюстями.

«Как бы не порезался» – подумала про себя Мариша, но тут же забыла об этом, потому что матушка вцепилась ей в ухо и принялась таскать. Девочка не сопротивлялась. Понимала, что за дело.

– Ну, что опять? – недовольно рыкнул отец, ввалившийся в дом.

– Полюбуйся, что твоя кровинушка сделала! – злобно бросила Рая. – Уж скоро пятнадцатый год пойдёт, а она всё гадит и гадит!

– Маришка! – строгий взгляд отца заставил девочку сжаться ещё сильнее. – Значит, и есть не будешь! Отправляйся к себе в курятник, и чтобы я тебя два дня не видел!