Делаю шаг назад, и морщусь. Тихий хруст валежника под ногами, разрывает тишину, как выстрел. Не стоит обнаруживать себя раньше времени. Рот наполняется горечью. Достаю фляжку, чтобы ополоснуть пересохший рот. Затаился сука. Я больше чем уверен, что зверь уже знает, что я тут и теперь просто наблюдает. Играет со мной. Физически ощущаю взгляд, полный ненависти. Скинув рюкзак, переступаю через растяжку, и делаю шаг вперед. Скрываться больше нет смысла.
— Ну, здравствуй, гость дорогой, — слышу насмешливый голос. Зверь появляется передо мной, словно из-под земли. От неожиданности вздрагиваю. И отступаю на шаг назад, прямо в кучу сушняка, наваленного тут же. Слышу легкий щелчок, а потом лязг капкана, смыкающего на моей щиколотке, свои смертоносные зубья. Резкая, ослепляющая боль пронзает ногу, заставляя орать от боли. Он смеется, закинув голову к тяжелому, нависшему над верхушками вековых деревьев небу. Это смех безумца.
— Дурень ты, сынок, — улыбаясь, говорит он. Чувствую легкий укол в предплечье. Боль отходит на задний план, сменяясь полным безволием и апатией. Неужели я проиграл? Так быстро, и позорно. От этой мысли хочется выть. Будто со стороны наблюдаю, как роется тварь в моем рюкзаке. Безвольными руками пытаюсь разжать капкан, сдирая до крови руки.
— Ох, горе. Давай помогу, — он идет в мою сторону, странной, танцующей походкой, неся в руке сучковатую дубину, которую вставляет между створками капкана, используя ее, как рычаг. — Негоже, если ты откинешься так рано, у меня столько развлечений для тебя припасено, сынок, — деловито говорит он, отпихивая ногой поддавшуюся ему ловушку.
— Где Катя? — хриплю, борясь со слабостью.
— С нашей девочкой все хорошо. Скоро свидитесь, мой мальчик. Она должна увидеть, как я буду кромсать тебя на куски. Мой внук станет таким же, как я. Пусть посмотрит ее глазами, как нужно становиться богом. Я так решил.
— Ты больное животное, — хриплю я, проваливаясь в беспамятство.
Надо же. Он так ждал, целую ночь работал не покладая рук, расставляя ловушки. А ублюдок даже не оценил его стараний.
Убийца улыбнулся, рассматривая сына, пристегнутого к стулу. Грудь Дэна мерно вздымалась, стянутая широкими ремнями.
— Ну, как тебе твой герой? — спросил он Катю, глядящую на любимого полными боли и ужаса глазами. — Ноге конец, конечно — рассуждал он, глядя на разорванную ступню, с торчащей из кожи, белой костью. — Но, в принципе, зачем ноги покойнику? Да ведь, куколка?
— Я убью тебя, — выплюнула девка. Зверь отшатнулся. Червячок страха шевельнулся в груди. Он подошел к столу, на котором хранил шприцы с лекарством и едва не взвыл от разочарования. Занимаясь ловушками, убийца совсем забыл пополнить запасы препарата.
— Я скоро вернусь — пообещал маньяк, проверяя путы, стягивающие руки и ноги пленницы. За Дэна он не волновался. Ему он ввел двойную дозу, значит, очнется нескоро. — Не скучайте, голубки — хохотнул он, и вышел на мороз, доставая из наплечной сумки, огромный амбарный замок. После побега девки, убийца решил быть более осмотрительным. Ничего, к вечеру он вернется, и начнет развлекаться. А пока, пусть попрощаются. Он не зверь. Он бог, вершащий судьбы людей.
Кэт
Дэну плохо, я вижу бисеринки пота на его лбу, над губой, которую так люблю целовать. Он бледен, как снег, который укрыл всю землю.
— Денис, Денни, — зову, но отклика нет. Он свесил голову на грудь, и теперь похож на сломанную куклу. Дергаю прикованную к кровати руку, сдирая кожу на запястьях. Есть время. Зверь не вернется быстро. Дал нам фору.
Дергаю руку сильнее, цепь натягивается, заставляя меня задыхаться от боли. Хорошо, что ноги не сковал. Соскальзываю с высокого прозекторского стола, который весь покрыт бурыми пятнами, и повисаю в нескольких сантиметрах от пола. Тянусь пальцами, чтобы обрести хоть какую-то устойчивость. Я знаю, что убийца хранит свои инструменты в тумбе, стоящей всего в полуметре от меня. Мне везет, стол не прикручен к полу. Уперевшись в пол ногами, пытаюсь сдвинуть его с места, едва сдерживаясь, чтобы не заорать в голос. Запястья горят от боли, содранная кожа повисла лоскутами, заливая кровью все вокруг. Но сдаться — значит признать свое поражение. Потому упрямо продолжаю свою муку, закусив до крови губу.
— Катя, Кэт, — слышу слабый голос. Дэн очнулся, это придает мне сил. Не отвечаю, берегу энергию. Еще один рывок, и ножка стола попадает в выбоину в полу. Конструкция встает намертво. От злости я вою, и начинаю дергать сильнее, уже не обращая внимания на боль в руках, в одночасье сойдя с ума от беспомощности и ярости. От адреналина шумит в ушах, тело наполняется яростной силой. Хочется крушить все на своем пути. С громким криком дергаю цепи вновь и вновь, не останавливаясь ни на секунду, и вдруг ощущаю, что левая рука свободна. Цепь с громким треском разрывается, и словно хлыст ударяет меня в плечо. От неожиданности замираю, ловя ртом спертый, пропахший сыростью воздух землянки.