Я люблю его. До безумия, космически. Мы стараемся не вспоминать, того, что с нами произошло. Год прошел с тех пор, как нам удалось вырваться из ада. Но порой тени прошлого оживают, будя нас по ночам, заставляя кричать от ужаса. Коленька родился в срок, огласив мир бодрым ревом.
— Дом ожил, — сказал Денис, когда мы вернулись из роддома, неся в руках сладко сопящего сына. Постепенно мы научились жить по-новому, не боясь и не оглядываясь каждую минуту. Но каждый раз, когда звонит телефон, я вздрагиваю.
— Я не могу жить без тебя Денис Горячев — шепчу я, счастливо прижимаясь к любимому мужу.
— Ты мое счастье — шепчет он, одним словом, разгоняя все мои страхи.
Дэн
— Денис Николаевич, с вами все в порядке? — спрашивает меня водитель. — Вы побледнели.
— Ничего, Володя все в порядке — отвечаю я, делая глубокий вдох.
Кабинет отца встречает меня тишиной. Здесь все так же, как было при его жизни. Фотографии на столе. Вот отец нежно обнимает маму, на одной из них. Хватаюсь рукой за галстучный узел. Мне, вдруг нечем дышать.
— Они живы, для нас, правда? — говорит Давид тихо, я даже не заметил его появления.
Не отвечаю, быстрым шагом покидаю отцовы пенаты. Мне нужен воздух. Володя распахивает передо мной дверцу автомобиля, но я игнорируя этот его жест, иду по улице, залитой ярким, солнечным светом, слегка прихрамывая. Хромота останется со мной на всю жизнь, как память о звере, истребившем почти всех тех, кто мне дорог.
— Сынок, дай червонец, трубы горят — откуда ни возьмись передо мной появляется грязный, замызганный мужик, и протягивает ко мне скрюченную пятерню.
Я стою, не в силах пошевелиться. На минуту мне кажется, что кошмар вернулся.
— «Тело не нашли» — звучит в мозгу испуганный Катин голос.
— Эй, мужик, ты чего? Ну, нет так нет, — говорит оборванец и исчезает, сливается с редкими прохожими.
Показалось. Я с облегчением вздыхаю, и поворачиваю обратно — работа ждет. Вот только странное чувство чьего то присутствия, никак не желает покидать меня. Я вижу его всюду: из окна автомобиля, среди толпы людей на улице. Образ зверя преследует меня, доводя до умопомрачения. Вот и сейчас мне кажется, что он стоит на другой стороне улицы и режет меня глазами. Я моргаю и прогоняю морок. Катя научилась жить и не вспоминать, ради меня и сына. Только иногда, когда я не вижу тихо плачет, раскачиваясь из стороны в сторону. А я пока не могу забыть. Со временем мы научимся жить не оглядываясь на прошлое, но пока воспоминания слишком свежи. Я отгоняю дурные мысли. Монстр умер — иначе и быть не может.
Он не помнит, кто он. Но знает, что в этой жизни, что-то недоделал, потому не может умереть. Зверь проснулся в своей норе, и вышел на охоту. Желудок свело от голода. Монстр принюхался. Легкий ветерок откуда — то донес запах дыма, который он ненавидит. Он помнит огонь, сжирающий его тело, а потом провал. Тьма, из которой никак не найти выхода. Зверь оскалился. Покрытая ранами кожа срослась, стянув его лицо, превратив в неподвижную маску. Страшная боль пронзила тело, когда он в один прыжок настиг зазевавшегося зайца. Убийца впился зубами в еще теплую тушку, и принялся пировать, не обращая внимания на кровь, стекающую из агонизирующей тушки животного, смешивающуюся с его собственной, из вновь открывшейся раны. Насытившись, монстр вернулся в нору, и бессильно упал на покрытый хвоей пол. Она снова здесь. Не оставляет его ни на минуту, следит, чтобы он не вспомнил. Ничего, он окрепнет и выгонит ее. И тогда зверь вернет свою жизнь.
— Чего ты хочешь? — спрашивает зверь у призрачной женщины, сидящей на подстилке из веток. Она молчит. Только страшно скалится своим покрытым струпьями лицом, а потом вдруг начинает тихо петь.
Конец.