Грешное житие святого Аркадия Казакова

А на другой день ко мне в лабораторию теплоконтроля, размещавшуюся в обжиговом цехе Большого Никелевого завода, пришли два московских эксперта – профессор Александр Альбертович Цейдлер и незнакомый мне невысокий человек в больших, для того времени, очках, прикрывающих пристальные до резкости глаза.

– Мы вчера были на вашей лекции, – сказал Александр Альбертович. – Знакомьтесь: Илья Ильич Черняев, академик, директор Института Общей и Неорганической химии Академии наук.

С профессором Цейдлером я, еще будучи заключенным, состоял в хорошем знакомстве. Консультант Норильского комбината по производству никеля – он называл его по старому никкель, – Цейдлер часто приезжал из Москвы и каждый раз посещал мою лабораторию, интересуясь, произвожу ли я какие-нибудь научные исследования наряду с производственной практикой. Научные мои потуги были, естественно, микрозначительны, но из честности характера Александр Альбертович несколько раз помянул мою фамилию в обширном своем курсе «Металлургия никеля». А о Черняеве я знал лишь то, что он крупный специалист по металлам платиновой группы. В близком будущем ему предстояло стать известным не только химикам, но и всем ядерщикам. Спустя три года он первым в стране получил металлический плутоний, главную взрывчатку атомной бомбы. Блистательный его путь в науке вскоре будет отмечен Сталинскими премиями в 1946, 1949, 1951 и 1952 годах – практически все за достижения в ядерной технологии.

– Мне понравилась ваша лекция, – сказал Черняев. – Вы обладаете способностью популярно излагать довольно сложные явления. Имею к вам особый вопрос. Не можете ли предложить что-либо интересное для начинающегося у нас тура ядерных исследований?

Я рассказал о естественной концентрации дейтерия в испаряющемся на холоде северном снеге. Черняев попросил написать подробную записку об этом явлении. Такую записку я составил, присовокупив, что нужно ожидать значительной экономии электроэнергии при производстве тяжелой воды в Заполярье. Записка ушла в Москву. Дальнейшие события не заставили себя ждать.

Прежде всего меня вызвал к себе начальник Норильского комбината генерал Александр Алексеевич Панюков. В обширном кабинете сидело человек 10–15: главный инженер Владимир Степанович Зверев, Алексей Борисович Логинов, Александр Романович Белов, незнакомые мне начальники норильских заводов и деятели местного НКВД-МГБ. Почти все – люди, бесконтрольно командовавшие судьбами – жизнью и благополучием – ста тысяч норильчан, заключенных и выбравшихся из-за колючей проволоки на кажущуюся «волю», но отнюдь не причисленных к рангу чистопородных граждан. Я привык страшиться этих людей. И, естественно, испытывал смятение, выступая перед ними с техническим докладом.

– До сих пор мы с вами посещали политчасы, – сказал Панюков собравшимся. – Сегодня технический час: нам объяснят, что такое тяжелая вода и для какого дьявола нам нужно ею заниматься.

А спустя короткое время после того «технического часа» в Норильск прилетел сам начальник Гулага – той части его, которая охватывала лагеря горно-металлургической промышленности, – генерал-майор Петр Андреевич Захаров. И тоже вызвал меня поспрошать о производстве тяжелой воды на севере. После Захарова, уже зимой, снова появился Черняев и сообщил, что в Норильске решено начинать производство тяжелой воды, что технология – электролиз обычной воды и что я буду участвовать в налаживании процесса. И в заключение подарил только что переведенную у нас книгу американского ядерщика Г. Д. Смита «Атомная энергия для военных целей» – официальный отчет правительства США о производстве ядерной бомбы.

– В Академии наук нам дали по экземпляру, – сказал Черняев. – Я специально достал для вас, вам она теперь понадобится.

И в скором времени в Норильске началось строительство засекреченного объекта, получившего тут же хлесткое прозвище «шоколадка» (потом название переделали на более соответствующее нашему убогому быту, где шоколад отнюдь не в ходячих блюдах, – «макаронка»). Начальником строительства назначили местного инженера Бориса Михайловича Хлебникова, главным инженером – приехавшего из Москвы довольно серого Виктора Дмитриевича Кузнецова, а меня запроектировали в главные инженеры будущего дейтериевого завода – буду наблюдать пока за соблюдением технологии электролитического процесса. А чтобы получал зарплату и повышенный паек, назначили меня начальником лаборатории редких и малых металлов. Все это был, естественно, камуфляж – хотя дейтерий и можно причислить к редким металлам в газообразной или жидкой фазе, но самой лаборатории не существовало и даже не делалось попытки ее строительства.