Грешное житие святого Аркадия Казакова

Нам троим – Хлебникову, Кузнецову и мне – отвели две комнатки в Управлении комбината, дали машинистку, двух лаборанток для несуществующей лаборатории. Все три женщины получили «секретность» и неплохие ставки. Машинистка Лосева печатала письма и отчеты, уходящие в Москву, пожилая лаборантка Мчедлишвили, уверявшая, что она близкая подруга Нины Берия, бывшей жены наркома, пропадала в очередях за продуктами или развлекала меня рассказами о своей подруге и ее страшном муже, а юная Оля Найденова сопровождала меня в прогулках по окрестностям Норильска, если позволяла погода, – впрочем, у Оле и мне умеренные морозы не казались препятствием для совместного радостного блуждания вдали от людей.

В эти дни было у меня еще одно – уже неслужебное – занятие, и оно воображалось самым важным из всего, что я мог делать. Я засел за теорию электролитического разделения изотопов водорода, то есть двух его разновидностей, тяжелого дейтерия и легкого обычного водорода. Я знал, что математической теории этого процесса не существует – экспериментально полученные цифры не укладывались ни в какие формулы. Но я применил к дейтерию теорию, разработанную академиком Александром Наумовичем Фрумкиным для обыкновенного водорода, – и получил довольно сложную формулу, точно описывающую весь практический ход электролитического процесса.

Я несколько раз в своей жизни был глубоко и всеполно счастлив. Ночь, когда – уже дома – я закончил практическую проверку найденной формулы, относилась к таким замечательным случаям. Я топал ногами и кричал от радости – негромко, впрочем, чтобы не разбудить соседей. Я был больше, чем просто счастлив. Я безмерно гордился собой. У меня ходила голова кругом, впереди открывались сияющие перспективы! Отныне мне надлежало быть не просто ученым, то есть человеком, вместившим в свои мозги некую сумму добытых другими знаний, но и создателем собственной теории – и очень новой, и очень важной теории – существенный вклад в лихорадочно разрабатываемые во всем мире исследования. Остановившись посреди комнаты, я громко сказал самому себе:

– Надо писать в трех экземплярах подробный доклад: «Теоретические основания электролитического разделения изотопов водорода». Один экземпляр в Академию наук академику Фрумкину, другой в НКВД Завенягину, а третий оставлю себе для практического пользования на нашем заводе, когда его выстроят.

На другой же день я сел писать задуманный доклад.

И как раз в это время над строительством «шоколадки» сгустились тучи. Расчет электроэнергии, необходимой для первой очереди завода, дал цифру в 100 000 киловатт. Мощность такого размера была гораздо ниже, чем потребление мощности в южных местах, где не имелось природно обогащенной воды. Но это не могло нас утешить – Норильская станция не имела резервных генераторов для «шоколадки». Нужно было срочно отыскивать новые крупные генераторы, привозить их в Заполярье и монтировать рядом с уже имеющимися. Начался лихорадочный поиск по всей стране свободных электротурбин. Но в стране, разоренной недавно закончившейся войной, каждый генератор числился в величайшем дефиците – десятки ведомств и министерств дрались в Госплане за наряды на еще не построенные на наших заводах и привозимые из-за границы турбогенераторы. Завенягин сообщил в Норильск, что удалось получить турбину с генератором фирмы Мицубиси мощностью в 50000 киловатт, что она демонтирована в Манчжурии, доставлена в Новосибирск – можно везти ее в Норильск.

Ликование от радостного известия быстро сменилось озабоченностью, когда пришли технические данные на эту турбину. Японцы возвели в Манчжурии самую крупную в Азии электростанцию. Фирма Мицубиси смонтировала на станции одиннадцать турбогенераторов. Десять прекрасно работали, а одиннадцатый до самого конца войны пустить не удалось. В турбине, видимо, были какие-то внутренние пороки, но инженеры фирмы так и не сумели их ликвидировать ко времени, когда наши войска вторглись в Манчжурию. Все одиннадцать турбин были демонтированы самими пленными японцами и отправлены в Советский Союз. Десять мгновенно расхватали, а от одиннадцатой самые жаждущие отшатнулись. Время было не такое, чтобы опрометчиво ввязываться в рискованные дела. И московское начальство, разрешая забрать турбину, по-своему честно предупреждало о том, что надо обладать незаурядной технической смелостью, чтобы воспользоваться этим разрешением.

Строительство дейтериевого завода продолжалось, но реальность его возведения стала весьма проблематичной.