Она начала расстегивать его жилет.
— Вы не знаете, почему связываете их, или не хотите в этом признаться?
— Как вы суровы, мадам. — В его тоне можно было расслышать намек на предостережение.
— Да. — Она кивнула, не отрывая глаз от своей работы. — Но я думаю, что иначе я бы никогда не получила от вас ответа. Неужели их близость причиняет вам боль? Неужели мысль, что вы отделены от них, не вызывает у вас страдания, которые вы испытываете, когда до вас дотрагиваются?
— Ваша проницательность ужасает меня. — Он помог ей снять с себя жилет. — Я не понимаю, почему чувствую боль.
— Это боль физическая или душевная?
— И та, и другая.
Она кивнула и принялась расстегивать его рубашку. Она ощущала жар его кожи и видела темные волосы на его груди, заметные под тонким полотном.
— Тогда, может быть, вы связывали их, чтобы они не причиняли вам боли?
— Возможно.
— Или, — она посмотрела ему в глаза, — вы связывали их, чтобы не признавать их принадлежности к человечеству?
Он поднял брови:
— Разве это не делает меня дьяволом?
— А разве делает? — осторожно спросила она. Он отвел взгляд, избегая смотреть ей в глаза.
— Вы боитесь их взгляда? И для этого завязываете им глаза?
— Может быть, я не хочу, чтобы они видели мои глаза.
— Почему?
— Возможно, я не хочу, чтобы они увидели мрак в глубине моей души.
Она минуту всматривалась в глубину его изумительных голубых глаз, и он выдержал этот взгляд.
— Вы не связываете меня. — Темперанс чувствовала, как бурно забилось ее сердце. Ей хотелось снять с Кэра рубашку, но она не желала снова причинять ему боль. Она погладила через полотно его пышущие жаром мускулы. У него была красивая грудь, широкая, мощная, на плечах и предплечьях обозначились рельефные мышцы.
— Нет, не связываю.
— И это потому, что я для вас значу больше, чем те, другие, или меньше?
— Больше. Определенно больше.
Она кивнула, осторожно касаясь его руками. От мысли, что она так важна для него, к глазам подступили слезы.
— А я важен для вас? — тихо спросил он.
Конечно, он важен. Но она отбросила все вопросы. Ее интересовала его уязвимость, а не своя собственная.
— Вам сейчас больно? Если я дотрагиваюсь до вас через одежду?
— Нет.
Она наклонилась и поцеловала его в плечо.
— Я рада.
— Я ответил на ваши вопросы, а вы на мои не ответили. Она покачала головой:
— Я не могу. Пока еще не могу, не давите на меня. Она наклонилась и с нежностью лизнула через полотно рубашки его сосок.
Кэр затаил дыхание.
Влажная ткань была почти прозрачной, и она видела его темный сосок.
— А-ах.
Она улыбнулась.
— Темперанс.
— Не давите. — Она прижала ткань к его груди, чтобы лучше видеть маленький бугорок отвердевшего соска.
— Как вы давите на меня?
— А я давлю на вас?
— Без сомнения.
В наказание она дернула его за волосы.
— А вы спрашиваете себя, зачем вы давите на меня? — проворчал он.
— Нет. — Она положила руки на его плоский живот. Живот был твердым и горячим.
— А пожалуй, следовало бы.
— Гм. — Ее внимание привлекла застежка на его бриджах и то, что было за ней.
— Темперанс…
— Нет. — Она соскользнула с его колен и присела на пол между его ног. Расстегивая пуговицы, она спросила:
— А сейчас вам больно?
Он как завороженный смотрел, как ее пальцы расстегивают его бриджи.
Но она не собиралась так легко отпустить его.
— Лазарус? Я причиняю вам боль?
— Если и причиняете, это утонченное ощущение.
— Хорошо, — сказала она и расстегнула бриджи. — Лазарус?
— Да? — ответил он.
— Вам бы не хотелось когда-нибудь связать меня?
Он заморгал, словно просыпаясь, и в его глазах мелькнуло беспокойство.
— Нет. Нет, конечно, нет.
— Так кто же лжет? — тихо спросила она, сжимая его пенис, как бы проверяя на твердость. — Вам будет больно, если я выну его и потрогаю?
Кэр тяжело задышал.
— Думаю, я смог бы это вынести.
— Смогли бы?
— Пожалуйста.
Мольба, звучавшая в его голосе, заставила Темперанс решиться.
Он был действительно великолепен, сидя в ее потрепанном кресле. Он все еще оставался в рубашке и бриджах, в чулках и башмаках. Он походил на короля, высокомерного и уверенного в своей мощи.
— Мне нравится смотреть на вас, — сказала Темперанс.
— Правда? — прошептал он голосом, похожим на кошачье мурлыканье.
— Вы уверены, что не хотите, чтобы я раскинулась на вашей кровати? Бессильная и беспомощная перед вашим желанием?
Его глаза были полузакрыты, а щеки горели от вожделения.
— Я… я… может быть.
— Может быть? — прошептала она. Надо признаться, что ее интерес к игре угас. — Я никогда не замечала в вас неуверенности.
Она чувствовала мягкость его кожи и железную твердость стержня.
— Черт. Возьмите его в рот. — Он выгнул бедра.
Она ошеломленно прикусила губу. Никогда раньше она не делала этого.
— Темперанс, — громко произнес он. Она наклонилась, нерешительно высунула язык, лизнула и поморщилась.
Над ней прозвучал его стон.
— Пожалуйста.
О, слышать, как он просит. В ней было что-то такое, что-то порочное и низменное, это оно вылилось в мольбу в его голосе.
Она чувствовала, как он гладит ее по голове, вынимает из волос шпильки и осторожно распрямляет ее локоны. Она немного отклонилась назад, чтобы посмотреть ему в лицо.
Он смотрел на нее.