Но в своем негодовании она выглядела… величественно. Глаза сверкали так, будто она могла всех их сжечь одним своим взглядом. Она стояла возле кровати, гордо расправив плечи.
Потом подошла к Джеймсу и ткнула его кулаком в грудь.
— Неужели вам не стыдно так со мной обращаться? Я не могла даже искупаться! Я грязная. Отвратительно!
Его губы задрожали в еле сдерживаемой улыбке. Только женщина может рассуждать о том, что ей надо искупаться, когда вся округа кишмя кишит мятежниками.
— Ну так иди купайся, — сказал он, подталкивая ее к ванне.
Она указала на дверь королевским жестом, будто позабыв, что всего несколько минут назад была в наручниках, словно рабыня.
— Убирайтесь, — приказала она слугам, глазевшим на нее с раскрытыми ртами. — Убирайтесь все и сейчас же!
Ее смелость вызвала у него раздражение. Он стоял не шевелясь, скрестив руки на груди.
Слуги стали по одному выходить. Деймиан отвесил несколько низких поклонов и тоже вышел, пятясь назад, как это принято делать в присутствии королевской особы.
Джеймс подавил желание отругать мальчика. Было ясно, что не он виноват в том, что Бренна спокойно разгуливала по дому. Она, несомненно, также одурачила Деймиана, как и его самого.
Дверь с шумом захлопнулась, и они остались одни.
Она топнула ногой:
— Я сказала — все!
— Нет. Если ты хочешь искупаться, будешь это делать при мне.
Ее глаза сверкнули.
— Ничего подобного. Вы отвратительный монстр. Убирайтесь, или я опять ударю вас, сукин сын.
Он подошел к ней и сгреб в охапку. Она уже не один раз пробила брешь в его гордости. С него хватит. Сегодня здесь будет только один хозяин.
Она извивалась, пытаясь освободиться, но все ее усилия были напрасны.
— Отпустите меня!
— Как скажешь, — ответил он и чуть ли не бросил ее в ванну, так что она ушла под воду с головой. Вода намочила его рубашку и разлилась по полу.
Она вынырнула, отдуваясь. Ее кожа покрылась красными пятнами, и стал отчетливо виден шрам на щеке.
— Придурок! Скотина!
Капли стекали с ее волос, а вода помутнела от грязи.
Чувство вины вдруг обрушилось на Джеймса. Он вспомнил, как однажды в прошлом его отец запер его в каморке на семь долгих дней за то, что он зарылся в учебники, вместо того чтобы упражняться с мечом. Он был напуган и думал, что умрет. Поэтому, когда дверь каморки, наконец, открылась, он в ярости набросился на первого же человека, которого увидел. А это была Молли, старая женщина, которая часто подкармливала его сладостями, пока он занимался. Он толкнул ее, и она упала, оцарапав локти и колени и сломав палец.
Сейчас он увидел себя в Бренне.
Пока он гонялся за ее отцом, она была в цепях. Слуги пялились на нее и презирали, а она даже не знала, когда он вернется. Он даже не открыл сундук с красками и кистями и запретил ей общаться со своими сестрами.
— Бренна.
Она не пыталась встать, хотя он видел, что она не хочет оставаться в воде.
— Я не думал, что задержусь так надолго, — сказал он.
При этих словах она с силой ударила руками по краю ванны. Было похоже, что она вот-вот закричит.
— Успокойся, девочка.
— Успокоиться?
Он потер шею. Сколько бы ему ни хотелось испытывать к ней жалость, он не мог позволить ей взять над ним верх. Его людям необходим лидер, а не человек, которого может обвести вокруг пальца женщина.
— Купайся, жена, или я сам тебя искупаю.
Она бросила на него злой взгляд, но начала развязывать тесемки платья, а потом с размаху швырнула его прямо ему в лицо. В нос ему ударила вонь. Он бросил мокрое платье на пол рядом с кандалами. Жест Бренны все же больше развеселил его, чем вызвал раздражение.
Не спуская с него гневного взгляда, она быстро намылилась. Она терла себя мочалкой с таким остервенением, будто хотела смыть с себя всю грязь прошедшего месяца.
При всем при этом было видно, что ее ничуть не смущает и не унижает то, что он видит ее голой. Это его заворожило. Его опыт общения со знатными женщинами подсказывал, что они были глупы и слишком заботились о модной одежде. А Бренна, как он понял, никогда не была скромницей — ни тогда, когда она купала его в ночь их свадьбы, ни когда они заключали эту несчастную сделку.
— Ты девственница? — потребовал он ответа.
Она замерла с мочалкой в руке.
— У меня были десятки любовников, — издевательским тоном ответила она. — Можете рассказать об этом священнику, и вам не составит труда расторгнуть наш брак.
Он посмотрел на нее испытующим взглядом. Смелое заявление девушки, рассчитанное на то, чтобы пробудить в нем завоевателя, уязвить его самолюбие, было ложью. Она лжет. Наверняка лжет.
Бренна продолжала тереть свое тело, притом еще более энергично. Кожа вокруг запястий и щиколоток, покраснела, очевидно, от щелочного мыла. Нагнувшись, он вырвал у нее мочалку:
— Прекрати, Бренна, прежде чем сдерешь с себя кожу.
Она приподнялась из воды и протянула руку за мочалкой:
— Отдайте!
— Отдам, если ты перестанешь так яростно себя тереть.
— Больше не буду. Отдайте.
— Хватит воевать со мной, девочка. Ты не сможешь победить. Тебе может быть легко или тяжело, но в любом случае этот вечер может кончиться только одним, и это не будет расторжение брака.