Грета Гарбо и ее возлюбленные

Сесиль пережил несколько интимных приключений в Кембридже, особенно когда принимал участие в любительских постановках. Он был предметом довольно пристального внимания со стороны высокого гребца по имени Бен Томас, который вскоре занял респектабельный пост директора Центрального Бюро Информации. Там же, в Кембридже, имели место неизбежные студенческие попойки, подробно описанные самим Сесилем, который, протрезвев к утру, подробно излагал на бумаге мельчайшие детали вчерашней вакханалии. Большинство других студентов, которые были не прочь таким образом развлечься, в конце концов с удовольствием предавались гетеросексуальным отношениям, женились на светских барышнях и заводили романы с известными куртизанками тех дней.

В своих дневниках Сесиль частенько предавался размышлениям относительно своей собственной сексуальности. Ему ужасно не хотелось признаваться в том, что он гомосексуалист, но и мысли об интимных отношениях с женщиной приводили его в ужас.

В октябре 1923 года он писал:

«Мое отношение к женщинам следующее — я обожаю танцевать с ними, водить их в театр и на частные просмотры, говорить с ними о нарядах, спектаклях и женщинах, но в действительности мужчины нравятся мне куда больше. Мои отношения с мужчинами всегда были куда более романтичными, нежели с женщинами. Мне ни разу не приходилось любить женщину, и не думаю, что это когда-либо произойдет и я испытаю те же чувства, что и к мужчине. Я действительно, ужасный, ужасный гомосексуалист, хотя и пытаюсь изо всех сил не быть им. Я изо всех сил пытаюсь быть хорошим, а не дешевым и омерзительным… ведь насколько приятнее быть нежным и обыкновенным и спать в одной постели, но на этом все кончается. Все остальное мне просто отвратительно, и все-таки это ужасно трудно…»

Врожденная застенчивость Сесиля и смущение по поводу собственной сексуальности были в полной мере продемонстрированы им в декабре 1966 года, когда он размышлял о последствиях доклада Волфендела и принятого парламентом законодательства, дававшего относительную свободу гомосексуалистам, достигшим двадцати одного года.

«В последние годы терпимость относительно данного предмета привела к тому, что те предрассудки, от которых я остро страдал, будучи молодым человеком, теперь потеряли всякий смысл. Даже сейчас я могу лишь весьма туманно осознавать, что слишком поздно научился входить в комнату, полную людей, не испытывая при этом чувства вины. Войти в комнату, полную мужчин, или же посетить туалет в «Савое» — все это когда-то требовало от меня усилий. По мере роста моих творческих успехов ситуация значительно упростилась. Однако стоит только хорошенько поразмыслить, какой ущерб, какая трагедия явились следствием недостатка сочувствия к столь деликатной и трудной теме, что сейчас воистину для нас настало время праздновать. Что касается меня, то я благодарен. Может быть, это звучит несколько эгоистично, но мне жаль, что этот замечательный шаг вперед не был сделан раньше. И дело вовсе не в том, что мне бы хотелось добиться полной вседозволенности, — нет, я просто устал ощущать себя преступником и изгоем, и жаль, что в самые трудные для меня годы юности я был лишен этой моральной поддержки».