Грета за стеной

Та ночь не выходила у Греты из головы, становясь почти осязаемой каждый раз, когда она вспоминала глубокое горячее дыхание Мартина на своей шее. Ей трудно было судить о том, насколько хорошим любовником был ее первый мужчина — она толком почувствовала только внезапно накрывшее ее с головой желание просто быть вместе с ним, каждой клеткой, а остальное не так уж и важно. Она доверилась ему и заметила, сколько в нем спрятано жара — удивительно для человека в обычной жизни скупого на эмоции. И ей вспомнились контрастные светотени на его лице. А еще ей врезались в память его руки с красивыми ухоженными ногтями. Она не думала, что он тратил время на уход за ними, скорее природа сама наградила его такими нежными руками. Она очень хорошо запомнила их силуэт в мерцающем рыжеватом свете ночника. Его рука, большая, но тонкая, лежала на ее руке — маленькой и узкой на фоне черного в красно-желтую клетку покрывала.

Когда оказалась дома, она сделала набросок их рук, в масле, отчего-то используя цвета человеческой коже несвойственные.

После поездки Грета и Мартин перезванивались несколько раз по ночам, когда обоим не спалось, и болтали о всяких глупостях. Вернее, больше болтала Грета, взбудораженная голосом Мартина, а он же молчал и слушал.

В сентябре начались занятия. Грета уговорила Мартина пойти с ней в Парк развлечений «Звездный двор» — там как раз открывался фестиваль по случаю Дня осеннего равноденствия. Мартин купил ей сахарную вату, и она пыталась накормить ею парня. Грете вдруг все стало казаться таким милым — все эти нежности в отношениях влюбленных пар, которые она раньше не понимала, а теперь же во всем этом неожиданно находила смысл. Грета больше не просила Мартина сказать ей то, что просила в палатке. Одна половина ее сознания говорила, что это не так уж и нужно — глупая сентиментальность, другая надеялась, что он догадается, как это важно для нее. Мартин предпочитал слушать Грету, изредка допуская какие-то комментарии. Когда они поднялись в кабинке колеса обозрения на самый верх, она забралась ему на колени.

— Вон там мой дом, — сказала Грета, тыкая пальцем в стекло, в сторону торчащих на фоне неба высоток Ринга. — А твой?

— Где я живу?

— Да.

— Там, — он показал в противоположную сторону, — Знаешь, где Новый рынок?

— В районе Гёллинхаут?

— Рядом с Арочным мостом.

— Ты живешь один?

— С сестрой. Снимаю квартиру.

— Давно?

Мартин пожал плечами.

— Лет пять.

— И все это время ты живешь с сестрой?

— Да.

Грета поуютнее устроилась у него на руках.

— Как ее зовут?

— Ханна.

— Со своей бывшей подругой вы жили там же с сестрой? Или у нее?

— Мы не жили вместе.

Это было для нее откровением.

— Почему?

— Так вышло.

Грета испытала что-то вроде надежды однажды оказаться у него дома. И может быть даже подружиться с его сестрой. Интересно, а они похожи?

На землю они спустились молча. Потом они сидели в кафе «Грот» в глубине парка, и уплетали брусничное мороженое. Когда Грета разрезала ложкой розовый шарик, рядом с ней раздался щелчок — Мартин сделал снимок на телефон.

— Я же ем, — засмущалась Грета. Она сомневалась, что хорошо получилась на фото.

Мартин перегнулся через стол и оставил на ее подслащённых пломбиром губах поцелуй. Грета чувствовала себя почти счастливой.

Они гуляли до позднего вечера. Грете не терпелось напроситься к Мартину в квартиру, но он, угадав ее намерения, тактично объяснил, что это не лучшая идея. Грета расстроилась. Когда он подвез ее к дому, было совсем поздно, мать уже оборвала телефон, выясняя, собирается ли Грета домой. Они сидели в машине и целовались, но отчего-то Грета не ощущала удовлетворенности. В ту ночь она плохо спала.

Однажды в пятницу Грета приехала после занятий к отцу на работу — они вместе собирались на выставку современного черногорского искусства в галерее «Сальвадори».

Мартин сидел в его кабинете, опирался бедром о стол и невозмутимо листал страницы чьего-то дела. Грета молча сидела в своем углу и ждала — или отца, пока тот вернется от шефа полиции, или решительных действий от Мартина — она сама толком не знала. Если бы Мартин был актером, его бы наградили за виртуозное исполнение роли чужого ей человека. Ей же с трудом удавалось не броситься ему на шею. Чтобы отвлечься, она листала альбом с набросками и подштриховывала детали наточенным куском грифеля. Пальцы стали черными, и на белой бумаге начали появляться грязные отпечатки. Грета достала влажные салфетки и принялась вытирать руки. Потом встала, подошла к Мартину, выхватила из его рук папку и отбросила на стол.

— Эй?..