Грета за стеной

Обсыхали они тоже вместе, сидя на соседнем от Суннивы и Пауля каменном валуне, и поедали черный виноград. Только сейчас Грете удалось разглядеть круглый шрам на его плече. Светлый, почти белый. Ужасный. Наверное, ему было тогда очень больно и страшно. Отец как-то говорил, что молодым офицерам иногда бывает трудно пережить первое ранение, даже не из-за боли, а потому что смерть вдруг становится слишком осязаемой. Он говорил, что обычно лицо человека, который хотел тебя убить, запоминается навсегда. Наверное, Мартин тоже запомнил того человека. Ей было неудобно его об этом спросить. Шрам под ключицей был на его теле далеко не единственным. На его верхней губе Грета уже давно заметила два тонких старых шрама — почти незаметных, только если свет падал под особенным углом. Когда-то Мартин сильно получил по лицу.

А ведь она о нем ничего не знает. Что он любит? Ненавидит? Что заставляет его смеяться или грустить? Какой фильм он считает лучшим? Какие читает книги? Почему он стал полицейским? И какого цвета его любимая футболка? Тысяча мелочей, важных для нее. Мартин был не из тех, у кого душа нараспашку Грета тоже. И ей было с ним трудно.

Что он любит в девушках, и что его раздражает? И что она, Грета, может сделать, чтобы он почувствовал себя счастливым? Что он прикрывает угрюмым молчанием? Тысячи вопросов вихрем пронеслись в ее сознании. Хотел ли и он узнать о ней что-нибудь? Если да, то почему не торопится ее расспросить?

— Когда у тебя день рожденья? — спросила она, отправляя в рот очередную виноградину. Мартин сощурился от яркого августовского солнца.

— В январе. Четырнадцатого.

Значит, когда они встретились, его день рождения уже прошел… Она помнила, что в тот день она сдала первый экзамен по литературе и, придя на работу к отцу, увидела Мартина, но никто даже виду не подал, что у него праздник. Видимо его поздравили только на словах.

— У тебя была девушка?

Мартин как-то странно на нее посмотрел. Наверное, вспомнил тот разговор со Стиной, который Грета прекрасно слышала. Он сделал вид, что стряхивает невидимый песок с колена.

— Мы расстались.

Грета едва удержалась от вопросов «почему?» и «кто кого бросил?», потому что Мартин наверняка бы ей не ответил, а если и ответил, то неохотно.

— Это было наше общее решение, — ответил он, прервав ее размышления.

Грета была безумно этому рада. Самое ужасное подозрение, почему он ей так редко звонит или пишет, не оправдалось — у него никто не появился после Стины. Он просто много работал. И даже если он с этой Стиной сейчас созванивается и переписывается, как друзья, это было бы вдвойне не так горько, как понимать, что каждую ночь он приходит к ней и целует, как Грету, и так же шепчет ей на ухо ее имя. Интересно, сколько они были вместе?

— Какой твой любимый цвет? — решила она заполнить провисающую паузу, потому как Мартин не торопился задавать ей встречные вопросы.

— Синий, — ответил он. — Почти как твои прядки.

Он тронул одну из них.

— А ты знаешь, что синий говорит об организованности, идеализме, меланхолии, преданности, серьезности, строгости и любви к порядку? Его предпочитают люди со своей точкой зрения и скрытные.

Мартин пожал плечами.

— Наверное. Ты это на занятиях узнала?

— Да. На психологии цвета. Синий не рекомендуют использовать для стен в детских комнатах.

— В детстве у меня была комната с синими стенами.

Снова повисла пауза.

«Тебе было больно, когда в тебя стреляли?» — хотела она спросить его, но в последний момент прикусила язык. Как же ей хотелось, чтобы Мартин оставил виноград в покое и обнял ее, как Пауль сейчас обнимает Сунниву на камне позади, но вместо этого Мартин потянул Грету в воду. Тоже неплохая альтернатива.

Когда солнце начало медленно клониться к горизонту, становясь все более алым и прохладным, Суннива зажгла свечи для отпугивания насекомых и расставила вокруг палаток. Пауль и Мартин добавили в костер веток, которые насобирали в пролеске неподалеку Мартин ушел в лес дальше, чем Пауль, и не появлялся около получаса. Грета успела запаниковать — не заблудился ли он, а когда он вернулся, она кинулась ему на шею и обняла крепко-крепко, что едва не задушила.

Уставшие за день, разморенные водой и солнцем, они тихо сидела вокруг костра, подернутого легкой пеленой серого пепла. Пауль неспешно перебирал струны гитары, которую всюду возил с собой, Суннива любовалась браслетом и поедала финики. Грета, положа голову на плечо Мартина, потихоньку засыпала, убаюканная мерным шумом волн, бьющихся о каменный берег. Мартин пил вино и смотрел на всполохи желтого пламени. Ему было неспокойно — Грета чувствовала, как играют мышцы под его рубашкой. Сама она волновалась не меньше.

Когда на небе начали появляться первые звезды, Суннива ненадолго приободрилась и сразу нашла Большую и Малую медведицу, Кассиопею и, как ей показалось, Весы.

Грета пошла спать первой. Примерно через десять минут Суннива и Пауль тоже отправились в свою палатку. Мартин продолжал сидеть у костра.

— А ты что же, не идешь? — спросила Суннива, закрывая за собой молнию, — Будешь ночевать под небом?