Гретхен

Гретхен на это ничего не ответила. До сих пор она целовалась только с родственниками, но это ведь не настоящие поцелуи. В ее любимых романах отсутствие опыта в «поцелуйном деле» считалось скорее добродетелью, зато в школе, судя по разговорам с Сабиной, – наоборот, признаком непроходимой отсталости. Если тебя еще никто не целовал или ты сам никого не целовал, то, с точки зрения большинства, такая «второсортная личность» не заслуживает внимания и место ей – в детском саду. Гретхен решила, что самое время высвободиться из объятий Флориана. К тому же ей надоели противные ножки от стула – лежать на них все-таки было не слишком удобно. Гретхен попыталась откатиться в сторону, но Флориан и не подумал отцепляться.

– Пусти! – пропыхтела Гретхен.

Флориан еще крепче стиснул ее и поцеловал. Гретхен часто представляла себе первый поцелуй. Но обдумать, насколько поцелуй Флориана соответствует ее представлениям, она не успела, потому что в этот самый момент раздался крайне неприятный звук, изрядно ее напугавший. В ту секунду, когда губы Флориана коснулись губ Гретхен и та от неожиданности отпрянула, мамина блузка, зацепившаяся за ножку стула, сделала «хрясь» и разъехалась на спине. Натуральный шелк, похоже, плохо сочетается с натуральным деревом!

Теперь у Гретхен на спине зияла прореха, сверху донизу. Мамина блузка была безнадежно испорчена. Гретхен расстроилась. А Флориан, не подозревавший о ее терзаниях – ведь он не знал, что блузка мамина и к тому же дорогая, – решил закрепить успех и поцеловал Гретхен еще раз. При этом его руки настырно пытались нащупать ее грудь. Это Гретхен совершенно не понравилось. Она вяло дала себя поцеловать второй раз, никак особо не участвуя в этой процедуре, и, как только Флориан оторвался от нее, поспешила напомнить:

– У нас еще целых два треугольника не сделаны!

– Плевать на треугольники! – пробормотал Флориан и нацелился на третий поцелуй.

Гретхен удивилась тому, что и после этой третьей атаки в ее душе ничто не шевельнулось – никакого глубокого чувства, которое должно было бы захватить ее целиком и полностью, не обнаруживалось. Флориан же, судя по всему, был страшно доволен. Широкая улыбка от уха до уха расплылась по его раскрасневшейся физиономии. Он потянулся к Гретхен, явно намереваясь расстегнуть пуговицы на маминой блузке. Гретхен решительно воспротивилась.

– Ты же теперь моя подруга, а раз так, я имею право видеть тебя голой!

Гретхен обеими руками закрыла доступ к пуговицам. Никто не имеет права видеть ее жир, нависший над поясом джинсов!

– Прекрати, иначе я закричу! – пригрозила она.

Угроза подействовала. Флориан оставил мамину блузку в покое. Он принес из кухни два стула и приготовился дальше чертить треугольники под руководством Гретхен.

– Но только давай в школе никому о наших отношениях рассказывать не будем, – сказал он, проводя биссектрису.

– Почему? – спросила Гретхен.

– Чтобы про нас не болтали. Я этого не люблю, – объяснил Флориан.

Такой довод показался Гретхен убедительным.

Часам к восьми они управились с треугольниками. На прощание Флориан еще раз поцеловал Гретхен. К счастью, на этот раз к пуговицам он не тянулся.

На обратном пути Гретхен все думала о том, как встретят ее домашние после таких событий. Она была уверена: по ее лицу яснее ясного, что произошло. Но оказалось, что до ее лица тем вечером совершенно никому нет дела. Дома ее встречал только Гансик. Он обосновался в кухне и поедал маринованные огурцы.

– Мама уже спит. Магда тоже. А папа отправился в ресторан, чтобы порадовать себя гуляшом.

Гретхен подумала, что, пожалуй, и ей пора на боковую, но Гансик уговорил ее сыграть в карты. Решили резаться в очко, на кукурузу. Чтобы не мешать Магде, они расположились в кухне и погрузились в игру. За этим занятием время пролетело незаметно. Около полуночи открылась входная дверь – вернулся папа.

– А что это мои зайчики еще не в сарайчике? – проговорил он, заходя в кухню.

Взгляд у него был какой-то мутный, и язык шевелился с трудом.

– Ты что, пьяный? – удивился Гансик.

– Только самую малость выпил! – сообщил папа.

– Может, тебе нужно что-нибудь? – спросила Гретхен.

– Нет, зайчик мой, ничего бедному папе уже не нужно! – проговорил он и направился в темную гостиную.

Там он растянулся на диване и затих.

Гретхен с Гансиком отложили карты и пошли за папой.

– Пап, шел бы ты в кровать! Лег бы как следует… – сказала Гретхен.

– Папа будет спать тут, – раздалось с дивана. – Папа отказывается спать в чужой постели! Хорошо бы только одеяльце… Зайчики мои, принесите папе его одеяло…

– Чего он хочет? – переспросил Гансик.

– Просит принести его одеяло! – ответила Гретхен.

Только вот своего одеяла у папы не было. Обычно они с мамой накрывались одним, двуспальным.

– А мама что, без одеяла останется? – озадачился Гансик.

– Разрезать пополам! Ровно посередине, – пробормотал папа, слегка приподнявшись. – Левая половина моя! – заявил он и снова вытянулся на диване.

Гретхен взяла клетчатый плед, которым мама укутывала ноги, когда смотрела телевизор, и собралась уже накрывать папу им.