Греция

Ширина Темпейской долины колеблется от тридцати до пятидесяти метров: более правильно было бы назвать ее ущельем. С одной стороны здесь суровые, отвесные, скалистые стены Олимпа, с другой – стены Оссы. Между ними, вверху – голубая лента неба, а внизу – мутная лента Пенея. Дорога, пересекает Темпейскую долину со стороны Оссы, потому что Олимп вздымается совершенно отвесно, оставляя совсем немного места для железной дороги. Слово «дорога» здесь эвфемизм: в лучшем случае это дорога для мулов, но я проехал по ней на автомобиле. Объяснение этому следующее: автомобиль принадлежал не водителю, так что страх видеть, как автомобиль разлетается на куски, вовсе не нарушил невозмутимости, с которой водитель проделал акробатические спуски и подъемы, когда огромные глыбы срывались вниз, а ветви оцарапывали краску автомобиля над пересохшими руслами, где колеса скользили по щебенке, и на склонах, где размякшая почва грозила обрушиться вместе с автомобилем.

Эта жалкая дорога – дорога чудес. Непрестанное касание берега Пенея то на высоте в несколько метров, то на уровне самой реки лишало пейзаж монотонности. Несмотря на то, что составлявшие его элементы были одни и те же: крутые стены гор, течение Пенея и густая растительность на берегах, эти элементы не составляли одной и той же картины.

Река, хотя и зажатая между стен, не теряет своего великолепия: изящная и полная сил, несет она свои мутные воды, серебрясь на солнце всюду, где ее не прикрывают ветви деревьев. Молчаливая в тех местах, где русло не ограничено, река течет в более узких местах с глубоким ворчанием, напоминающим отдаленные вздохи моря. На обоих берегах огромные платаны и ивы с ветвями, напоминающими распущенные женские волосы, наклоняются над течением, словно для того, чтобы отразиться на его поверхности. В некоторых местах змеистые стволы деревьев касаются вод, а в других местах целые ветви погружаются в них наполовину.

Берега нигде не голые: огромные платаны и стройные тополя образуют два плотных занавеса на всем протяжении теснины, образуя вместе с наготой высоченных разделенных и насыщенных светом скал контраст, придающий Темпейской долине особое очарование.

Все виды буйной растительности перемешались с вековыми деревьями, сплетающими вместе свою листву в зеленый купол над Пенеем. Сочно-зеленый плющ взбирается до самого верха их исполинских стволов, лозы сжимают ветви, дикие цератонии в полном цвету образуют японский декор среди бескрайности зелени, лавровишни и олеандры чередуются на каждом шагу с мастиковыми и скипидарными деревьями. В земле нет ни одной расселины, из которой не струился бы источник журчащей воды: звонкий водопад, обрамленный папоротниками и ползучими растениями. Зачастую приходится продвигаться по участкам земли настолько узким, что кажется, будто это нехоженые дебри. Дикие цветы появляются пятнами то тут, то там, невидимые соловьи в густой листве звенят трелями, словно фонтаны. Шелест листвы в воздухе, громкое журчание Пенея и соловьиные трели образуют вместе неповторимую симфонию.

Мой водитель не ограничивается тем, что ведет автомобиль по невероятно сложной дороге: он еще исполняет обязанности гида. Впрочем, у этого гида больше выдумки, чем знаний. Микроскопическое зеленое озеро, образованное водами источника у подножья высоченного платана, он представляет мне как Купель Афродиты, хотя местные путеводители, которыми я располагаю, ни о чем подобном не упоминают: они говорят о какой-то Купели Пана, что, конечно же, не одно и то же. А всем развалинам стен, которые встречаются нам на пути, он дает общее название «Замок Красавицы»28, хотя этот замок, прославленный в народном предании и воспетый народной поэзией, высится на вершине высокой и крутой скалы на Оссе. Единственные точные и подробные сведения о ней ограничиваются жизнью и тайниками разбойника Дзадзаса. Водитель то и дело рассказывает о нем с явным самолюбованием. Нет никакого сомнения, что Дзадзас – его романтический идеал.

«Я был знаком с ним!», говорит водитель с такой гордостью, как дед в одной из песен Виктора Гюго рассказывает внуку, что он видел Наполеона Великого…

Мы добрались до выхода из ущелья – в место, замечательное своей буколической красотой. Стены Оссы кончаются и сменяются зеленым лугом, который пересекают очень старые платаны. На берегу Пенея пьют воду из реки коровы. Скалы горы образуют зеленый занавес с драгоценными кистями цветов на краю. Близ двух крошечных хижин цветут яблони, а под аркой водяной мельницы бегут звонкие пенящиеся воды потока. Кроткий и ленивый Пеней, уже не стесненный скалами, простирается под лучами солнца, сияя, словно зеркало.