Греция. Лето на острове Патмос

Когда они вошли, я развлекал Толигоса, Деметру, Лаброса, Саваса и нескольких оставшихся посетителей, демонстрируя им кухонный комбайн в процессе работы. Комбайн я чудом отыскал на покрытой пылью полке в глухом углу одного из магазинов Ретимно, и он не только мог резать лук и петрушку, но и перемалывать мясо в фарш.

Когда русоволосый Ламброс выразил восхищение чудесной американской пр агмой(штуковиной), Даниэлла улыбнулась.

—  Галик оинэй, — сказала моя жена, — она французская. — Потом Даниэлла посмотрела на меня и снова улыбнулась: — Как и статуя Свободы.

Мы поужинали хрустящими сочными фрикадельками по-гречески ( кефт едес), приготовленными из говядины, лука и петрушки, которые я пропустил через мясорубку, а потом приправил, добавив немного мяты, корицы, муската и перца.

К половине десятого, когда померк последний отблеск заката, мы вернулись в наш домик на холме и спали, как спали Варвара, Стелиос, их коровы, ослы и куры.

Все было так, словно мы никуда никогда не уезжали.

Дом на холме-2

В первое лето моего пребывания в Ливади на протяжении трех месяцев, с мая до начала августа, я жил так, как себе и обещал, затворившись в домике на холме, словно один из монахов-отшельников, проживающих на горе Афон и на горе Метеора. Практически все время я про-водил в домике и выходил только пообедать в «Прекрасной Елене» и раз в неделю съездить в Скалу за покупками.

В Скале я старался держаться подальше от иностранцев и пробирался в булочную и бакалейную лавку глухими переулками, чтобы свести шансы на встречу с ними к минимуму. Дабы укрепить свой дух, я накупил книг об Апокалипсисе и репродукции икон, хранящихся в монастыре Святого Иоанна. Не остановившись на этом, я пошел дальше и притащил домой несколько маленьких масляных лампадок, с помощью которых греки освещают иконы, и время от времени воскуривал ладан, чтобы у меня в комнате пахло как в церкви. Тем временем благодаря тому, что я питался в таверне и ел овощи из сада Стелиоса, мне удалось сбросить почти одиннадцать килограммов, которые я нагулял в Америке на ужинах перед выступлениями и от горячих бутербродов с копченой говядиной.

На подоконнике росла пачка исписанных листов — плод моих праведных трудов. Они мне попадались на глаза всякий раз, когда я поднимал взгляд, чтобы посмотреть на море, отливавшее лиловым и голубым.

В то время «Прекрасная Елена» практически полностью была предоставлена в мое распоряжение. В полдень я спускался к пляжу и устраивался, как король, под толстым тамариском. Меня обслуживали маленькие Ламброс и Савас, тогда как их сестра и мать возились на кухне.

Как выяснилось, Елена была родом с севера Греции. Как и в случае с другой Еленой, ставшей причиной Троянской войны, ее поклонник тайно увез ее от родных, доставив на этот чужой остров, которому было суждено стать ее новым домом. Елена приправляла свои блюда экзотическими левантийскими специями, пользовавшимися большой популярностью у нее на родине, — корицей, мускатом, тмином и душистым перцем. Нередко она готовила в сладком красном вине. Каждый день я лакомился каким-нибудь вкусным и при этом сытным блюдом — например, папуц акиейили имамбаялд и— мясом с баклажанами, плавающими в густом маслянистом томатном соусе и источающими аромат уже упомянутых мной специй. Запомнилась мне и другая вкуснятина: октоп оди стиф адо— тушеный осьминог, также бриам— приготовленная в духовке овощная запеканка, щедро приправленная орегано и чесноком.

Феодора, дочка Елены и Теологоса, только начинала расцветать, скрывалась от посторонних глаз на кухне, держалась на почтительном расстоянии и редко поднимала голову от работы, но при этом ничто не ускользало от ее взглядов, которые она бросала из-под опущенных ресниц. В отличие от нее, Савас, шести лет, и Ламброс, пяти, ясноглазые и верткие, как белки, ловили каждое слово этого экзотического к ириосиз Америки, который остановил свой выбор на их долине, чтобы провести в ней лето.

В ожидании обеда я играл с ними, показывал фокусы, которым меня в детстве научили отец с дядей, давал им слушать свое радио и рассказывал о западной музыке, ставя записи «Битлз» и Боба Дилана.

В течение рабочей недели Теологос, как правило, отсутствовал, отправляясь на лодке по Чрезвычайно Важным Делам в Скалу. Иногда за продуктами и прочими покупками он плавал на Самос, до которого было четыре часа ходу, а иногда даже в Пирей и Афины.