Греция. Лето на острове Патмос

Как это ни странно, но этому есть немало доказательств. Уже в «Илиаде» и «Одиссее», то есть в 750 году до н. э., Гомер немало внимания уделял описанию различных пиров, празднеств и прочих трапез. В качестве примера можно привести эпизод, когда Ахиллес готовит сувл акию(турки называют это блюдо шиш-кебабом), обжаривая мясо на углях у стен Трои. Кроме того, одна из самых ранних дошедших до нас поваренных книг была написана сицилийцем греческого происхождения по имени Митек, поваром столь известным, что Платон даже упоминает его в диалоге «Горгий», назвав его блюда «дивными». Платон также указывает, что еда и напитки являются двумя из трех всепоглощающих страстей, которым подвержены жители древних Афин. Третья страсть отнюдь не философия, как вы, возможно, подумали, а плотские утехи.

Древние Афины также стали свидетелями появления предшественниц сегодняшних закусочных. Еще за 2300 лет до того, как во Франции после падения Бастилии появились первые рестораны, жители Афин из бедных слоев населения, которые не могли позволить себе устроить пирушку дома, рассаживались под открытым небом и общались за кувшином-другим вина.

Изначально этими заведениями являлись лавки, продававшие оптом вино и уксус. Поскольку, перед тем как купить вино, клиентам было необходимо его спокойно попробовать и насладиться букетам, владельцы магазинов ставили столы и столики. Чуть позже к вину начали подносить и легкие закуски, а потом наконец и горячие блюда. Как это ни парадоксально, но уже в те времена люди знали о ненадежности владельцев подобных заведений. Например, знаменитый автор комедий Аристофан отпускает в их адрес ряд колких замечаний, утверждая, что эти продавцы вечно пытаются обвесить и отпустить меньше товара, чем было уплачено.

С течением времени, в какой-то момент, скорее всего в ходе четырехсотлетнего владычества Оттоманской империи, когда многие греки стали устраиваться на работу поварами у турков и заимствовать у них блюда, которые теперь считают исконно своими, например имам бальиди(что в переводе с турецкого значит «имам в обмороке», видимо от количества дорогостоящего оливкового масла, которое расходуется в процессе приготовления), подавляющее большинство жителей Греции махнули рукой на кулинарные изыски и стали рассматривать еду исключительно как средство насыщения. От всяких выкрутасов, особенно дорогостоящих, пришлось отказаться. Сейчас, за исключением дорогущих высококлассных ресторанов в Афинах, Фессалониках и некоторых курортах, качеству блюд не придают практически никакого значения и нередко подают их маслянистыми, едва теплыми и двухдневной давности.

Когда Мемис воскликнул: «На все Божья воля!» (в Греции этими словами выражают покорность судьбе), я тут же выпрямился. В твоем мире оно, может, и так, подумал я, вот только в моем всё иначе!

Обратный отсчет

— Итак, Тома, — произнес Теологос, устроившись за столиком напротив меня и вооружившись ручкой и бумагой, — расскажи мне, что тебе нужно.

Столик стоял в укромном уголке таверны. Дело происходило тем же утром в понедельник. Солнце отражалось от песка и покрытого пылью бетонного пола террасы, наполняя таверну теплым бежевым светом. Снаружи тихо завтракали несколько туристов. Их обслуживали Деметра и мальчики.

— Завтра я поеду в Афины, — продолжил Теологос, — вернусь в пятницу. Если нужно, я могу что-нибудь привезти, Только скажи. Пиво, прохладительные напитки, газировку, вино, говядину… Я могу достать очень хорошее замороженное мясо, закупить подешевле куриц, томатной пасты, картошки, лука. Что тебе нужно? И сколько?

— Ну, — выдавил из себя я, стараясь сделать вид, что понимаю, о чем говорю, — сам знаешь. Все как обычно.

Он мельком на меня глянул и улыбнулся.

—  Тома, — вкрадчиво произнес он, — ты это тоже должен знать. Ты должен научиться прикидывать и считать, чего и сколько у тебя есть выпивки, мяса, овощей, яиц, соли, сыра, перца, приправ, салфеток…

— Теолого, я не могу всем этим заниматься и…

— А придется. Ты ведь заведуешь таверной.

— Мы же компаньоны. Пятьдесят на пятьдесят.

— Это неважно. Тебе все равно надо все это знать. Ради своего же собственного блага. — Он замолчал, устремив на меня взгляд. — А если я попытаюсь тебя обмануть?

Я уставился на него, потеряв дар речи. Я буквально не знал, что ему сказать на это в ответ. Я ненавижу выяснять отношения и никогда не занимаюсь этим. И вот сейчас, совершенно для меня неожиданно, именно это и предстояло сделать.

Я глубоко вздохнул.

— Слушай, Теолого, — начал я. — Много народу советовало мне быть с тобой осторожнее и не доверять тебе, потому что, по их словам, ты можешь меня обмануть…

—  О-Ладос? — улыбнулся он.

Я воззрился на него. По некой нелепой причине я думал, что он считает, что мне неизвестно его прозвище.

— Да, — произнес я.

— И?

— Я им не верю.

Теологос даже глазом не моргнул. Он по-прежнему внимательно смотрел на меня, словно пытался догадаться, о чем я на самом деле думаю.