Греция. Лето на острове Патмос

Однако над островом продолжает нависать мрачный призрак Кинопса. Несмотря на то что колдун был обращен в камень, он не лишился магических сил. Когда итальянцы с 1912 по 1948 год владели островами Додеканес, они попытались убрать камень с помощью дноуглубителя, но, вместо того чтобы вышвырнуть скалу на берег, туда выкинуло сам корабль. Чуть позже один предприниматель с Патмоса безуспешно попытался подорвать ее динамитом.

На следующий день он был вознагражден за свои усилия сердечным приступом, стоившим ему жизни.

Итак, сейчас, с началом строительства нового пирса, несмотря на всю силу современной техники, скалу Кинопс решили не трогать. Надо сказать, что любой человек, приехавший на Патмос, чувствует ауру святости, к которой, однако, явно примешивается отголосок некой угрозы.

Руины Хоры

К моменту моего появления на острове там имелась дорога, по которой ездил поскрипывающий древний автобус и которая разделяла остров на три части: центральную со столицей-портом Скала, находящейся на уровне моря, и с прилегающими к ней торговыми районами, а также южную, где на вершине холмов располагался исторический центр Хора, и северную — с долинами, равнинами и бухточками с рыбацкими и крестьянскими деревеньками, в число которых входила и Ливади.

Скала была городком, куда отправлялись торговать на рынках, ходить по магазинам, к докторам и зубным врачам. Там располагались почта и телеграф. Череда скромных беленых домиков изгибалась вдоль побережья. Там имелся узкий пляж, на одном конце которого вдоль моря были посажены тамариски, на другом — стояла белая церковь с голубым куполом, а посередине нелепо торчало здание таможни, построенное итальянцами, — последнее напоминание о странном периоде оккупации, начавшейся с распадом Оттоманской империи и закончившейся после Второй мировой войны.

В городе имелось несколько крошечных бакалейных магазинчиков, пара мясных лавок и булочных, а кроме того, овощной рынок, где можно было лицезреть скудные дары природы, произраставшие на острове, — осадки на Патмосе ограничивались мелким дождичком в конце августа. Вдоль причала в той части старого порта, который еще использовался, стояло несколько рыболовецких лодок, а в тени здания таможни поджидали редких клиентов три дряхлых такси.

Я отыскал человека, который говорил по-английски. Его звали Кристос — он оказался владельцем туристического агентства и кондитерского магазина. Я спросил, можно ли снять в долине, которую я видел на севере, какой-нибудь домик или комнату. «Нет-нет, — замотал он головой, — там снимать нечего. Езжайте в Хору. Чудесное место! Вам там понравится! Всем иностранцам там нравится! Они там покупают дома! Автобус сейчас отходит. Езжайте! Обещаю, вы не пожалеете!» Я подхватил сумку и кинулся к автобусу, слыша, как Кристос кричит мне вслед: «Оттуда открывается чудесный вид!»

Вид оказался не просто чудесным, от него перехватывало дыхание. Когда я вышел из автобуса на вершине холма, вздымавшегося над морем на высоту двухсот с лишним метров, передо мной открылась величественная панорама острова, побережье которого было испещрено многочисленными заливчиками и бухточками, — на север волнами тянулись холмы и долины, кое-где, словно крошкой, обсыпанные малюсенькими беленькими домиками. С восточной стороны я приметил долину, увиденную с борта «Мимеки». Еще дальше на север, отделенный от Патмоса серебристыми водами моря, лежал остров Самос, а справа протянулся турецкий берег, от которого отчалил, отправляясь сюда в изгнание, святой Иоанн, несший слово Божье.

За моей спиной над белыми домами Хоры, напоминающими разбросанные кубики, вздымался монастырь Святого Иоанна. Я двинулся по уходившей вверх мощеной дороге, которая вела в город, не обращая внимания на указатели, показывавшие направление к монастырю, углубившись в лабиринт улочек.

Вскоре я оказался в окружении массивных каменных стен. Почти все немногочисленные окна были заперты и закрыты ставнями. Деревянные двери мастера отделывали литыми украшениями и решетками. Передо мной предстали отнюдь не заурядные дома, а настоящие особняки, большая часть в два, а то и три этажа высотой, некоторые с застекленными террасами наверху. Многие из этих домов, совершенно очевидно, стояли в запустении — стены их местами осыпались, обнажив давным-давно заброшенные сады, поросшие сорняками и колючей ежевикой.

Довольно долго мне никто не попадался на глаза, хотя то тут, то там трепет кружевных занавесок, прикрывавших окна и двери, выдавал присутствие живых людей. Бродя по крытым переходам и улочкам, столь узким, что я перестал понимать, с какой именно стороны сейчас солнце, я стал ощущать себя господином Землемером, героем романа Кафки, силящимся попасть в недоступный по неким загадочным причинам Замок. Что же этот город, безусловно знававший времена богатства и расцвета, делал на далеком Патмосе, куда, казалось бы, приезжали разве что для молитвы и покаяния?