— Рад, сынок, что ты чтишь традиции дома, — довольным басом сказал Феликс.
— Так можно уже? Можно?! — нетерпеливо ерзал на диване Рик.
— Главное правило?
— Па-а-ап! — с некоторой обидой протянул юноша.
Феликс сделал глоток шампанского из фужера и посмотрел на Рика.
— Ты готов, сынок. Иди… Иди к ней. — Он крепко похлопал сына по плечу.
Рик с неприкрытой радостью вскочил с дивана и, подбежав к Мэй, блестящими глазами уставился на отца.
— Итак, Май, повторю для тебя. Делай все, чтобы он эти двадцать минут не выдержал. Его задача противоположна. Это понятно?
— Мэй, сэр. Я Мэй, — опустив глаза, пробормотала филиппинка.
— Я у тебя имя спрашивал?! — строго отрезал Феликс.
— Понятно, сэр! Мне все понятно! — продолжала смотреть в пол Мэй.
Феликс неторопливо встал с дивана и подошел к паре. Осторожным движением руки он приподнял подбородок Мэй и посмотрел в ее готовые с минуты на минуту излиться потоками слез глаза, на ее жалобно сведенные брови и поджатые пухлые губы.
— На меня смотри, когда обращаешься, и не вынуждай… — Феликс медленно провел пальцем по щеке Мэй.
— П-простит-те, б-больше не п-повторится, сэр, — дрожащим голосом произнесла Мэй, смотря во властные карие глаза напротив.
Феликс улыбнулся и сделал несколько шагов назад.
— Да начнется посвящение! — радостно объявил он, разведя руки в стороны. — Готовы ли вы исполнить волю повелителя, мои марионетки?
— Еще ка-а-ак! — довольно протянул Рик.
— Д-да, сэр, — продолжила за ним Мэй.
Феликс одобряюще кивнул в ответ и, сев на диван, выключил свет, оставив только нежную потолочную подсветку, что ровным лиловым кругом мягко расходилась по центру комнаты.
— Дразни его! Пусть поскулит. — Феликс откинулся на диван, положив обе руки на спинку.
Мэй послушно кивнула и, бережно опустив руку на плечо Рика, провела дрожащими кончиками пальцев с фиолетовым маникюром по его виску. Филиппинка подавленно взглянула на юношу. На его молодое, не знающее щетины лицо. На голубые глаза, что так заискивающе смотрели на нее. На густые брови. На все эти черты, которые, словно мираж, медленно расплывались в ее сознании и превращались в образ любимого, чью смерть она оплакивала годами. Любимого, который нашел ее. Нашел, чтобы наконец спасти и больше никогда не терять. Одна эта мысль, надежда и мечта теплой рекой разливалась по всему сознанию Мэй и окончательно подменяла лицо Рика на родного ее сердцу Нино.
Мэй нежно погладила юношу по щеке и ласково потерлась переносицей о его подбородок. Филиппинка с появившимся наслаждением вдыхала манящий аромат горячего тела и уверенно скользила языком по его гладкой шее. Она чувствовала все — тяжелое дыхание, бешеный пульс, легкую дрожь. Юноша подыгрывал ласкам филиппинки и, массируя руками ее блестящие от пота бедра, терся о них вставшим под тканью брюк членом.
Ласки Мэй все ярче наливались страстью. Переходили в легкие покусывания плеч и царапание мускулистой спины Рика. Кружась в танце порока, в этой похоти, что сопровождалась ненасытными поцелуями и тяжелым дыханием, Мэй полностью выпала из реальности. Растворилась в этом забвении и, резко толкнув юношу к стене, жадно впилась в его приоткрытые губы. Она ощущала это нетерпение. Чувствовала, как его твердый член прижимается к ее сиреневым стрингам, а язык все сильнее углубляется в рот.
— Малышка, ты… — закатил в наслаждении глаза Феликс и спустил штаны до колен. — Соси же ему! Соси, моя девочка! — продолжил он, медленно гладя под головкой обрезанный член.
Эмили, словно прикованная, увлеченно наблюдала за трио, а в ее очках всеми оттенками розового играло струящееся из соседней комнаты вожделение. Оно, как желейное болото, сладко засасывало, вызывало необъяснимое и манящее желание. Желание, что дерзко проснулось от одного лишь вида этого красивого, сводящего с ума, толстого члена Феликса. Оно не просто обжигало пылающей похотью душу, но и высвобождало… извергало так долго сдерживаемую и уже неподконтрольную ей влагу между упругих бедер. Эмили тяжело сглотнула подступивший к горлу ком и, невольно раздвинув ноги, вновь устремила взгляд в прозрачное зеркало.
«Соси ему. Соси». — Слова Феликса эхом блуждали по туману искаженной от стресса реальности Мэй. Реальности, где не было ни Рика, ни его отца, никого… Никого, кроме ее родного Нино. Не открывая глаз и тяжело дыша, филиппинка проскользила взмокшим лбом по накачанной груди и рельефному прессу юноши, а затем приблизилась к его члену, который, как ей казалось, уже и сам был готов вырваться из злосчастных оков ткани. Опустившись на одно колено, Мэй ловко расстегнула ремень и спустила штаны вниз. Одной рукой она еще сильнее придавила юношу к стене, а второй — спешно извлекла из черных облегающих трусов колом стоящий член. Размером со спелый крупный баклажан и с такой же толстой головкой, он величественно отражался в ее миндалевидных глазах и ждал своего часа.