Грезы Февра

Сама Валерия выглядела и того хуже. Зарывшись в ворохе одежды Фрамма и натянув на лицо шляпу, она как будто скукожилась от света. Бледная кожа приобрела розоватый оттенок, большие фиалковые глаза стали как-то меньше, потускнели и не походили на глаза здорового человека.

«Сумеем ли мы уйти?» – подумал Марш, опуская в воду весло и наваливаясь на него всей своей силой. Рука его болела, ухо кровоточило, а в небе поднималось яркое солнце.

Глава двадцать восьмая

На реке Миссисипи

Октябрь 1857 года

Уже двадцать лет Эбнер Марш не сидел за веслами ялика для измерения глубины. При условии, что грести приходилось только им двоим, ему и Тоби, работа эта, несмотря на подмогу течения, оказалась чертовски тяжелой. Уже через полчаса спина его и руки отчаянно болели. Марш стонал, но продолжал упорно грести. «Грезы Февра» уже давно пропал из виду. Солнце неумолимо ползло к зениту. Река стала невероятно широкой.

– Больно, – произнесла Валерия.

– Укройся, – отозвался Йорк.

– Я вся горю, – сказала она. – Никогда не думала, что будет так больно.

Валерия посмотрела на солнце и вздрогнула, как от удара. Марша беспокоила выступившая на ее лице краснота.

Джошуа Йорк попытался было двинуться в ее направлении, но внезапно, едва не потеряв равновесие, остановился. Он приложил ладонь ко лбу и с трудом сделал медленный вдох. Потом осторожно пододвинулся к ней.

– Спрячься за меня, – сказал он, – и натяни поглубже шляпу.

Валерия, свернувшись калачиком, устроилась на дне лодки, почти на коленях Джошуа. Он неловким движением поправил воротник ее сюртука, а потом положил руку ей на затылок.

Марш обратил внимание, что берега здесь были лишены леса, за исключением отдельных рядов декоративной поросли. По обеим сторонам тянулись плоские бесконечные поля обработанной земли, то здесь, то там прерываемые величественными зданиями плантаторских домов, построенных в стиле греческого ренессанса, с куполами, отражающимися в широкой спокойной реке. Впереди, у западного берега, дымилась, распространяя вокруг себя серый удушливый дым, куча выжимок сахарного тростника. Куча была огромной, как дом, и дым от нее затянул всю ширь реки. Пламени Марш не видел.

– Может быть, нам лучше пристать к берегу, – предложил Марш. – Тут, куда ни кинь взгляд, сплошные плантации.

Джошуа сидел с закрытыми глазами. Когда Марш заговорил, он открыл их.

– Нет, мы еще слишком близко. Нужно уйти от них как можно дальше. Билли может пойти за нами берегом и, когда стемнеет… – Он замолчал, не договорив.

Эбнер Марш тяжело простонал и снова взялся за весла. Джошуа закрыл глаза и еще глубже нахлобучил на голову свою белую широкополую шляпу.

Более часа плыли они по реке в полном молчании, прерываемом всплесками воды и случайным чириканьем какой-нибудь птахи. На веслах сидели Тоби Лэньярд и Эбнер Марш, в то время как Джошуа Йорк и Валерия лежали, прижавшись друг к другу, словно спали. Карл Фрамм распластался под одеялом. Солнце стояло высоко в небе. День был холодный и ветреный, но ясный. Марш испытывал благодарность к плантаторам, по воле которых вдоль берегов дымились огромные кучи отходов сахарного тростника, поскольку серый дым, окутавший реку, служил людям ночи единственной защитой от прямых лучей солнца.

Один раз Валерия, как от страшной боли, вскрикнула. Джошуа приоткрыл глаза и склонился над ней. Он начал гладить ее длинные черные волосы и что-то нашептывать. Валерия всплакнула.

– Я думала, что ты он, Джошуа, – сказала она. – Бледный король. Я думала, что ты пришел, чтобы все изменить, чтобы отвести нас назад. – Когда Валерия заговорила, тело ее задрожало. – Город, мне рассказывал о нем отец. Он существует где-нибудь, Джошуа? Темный город?

– Тихо, – ответил Джошуа Йорк. – Лежи тихо. Ты теряешь силы.

– Но он существует? Я думала, что ты отведешь нас домой, дорогой Джошуа. Я мечтала об этом. Мечтала. Я так устала от всего. Я думала, ты пришел, чтобы спасти нас.

– Успокойся, – попросил ее Джошуа. Он попытался придать своему голосу силы, но он прозвучал печально и устало.

– Бледный король, – прошептала Валерия, – приди и спаси нас. Я думала, ты пришел, чтобы спасти нас.

Джошуа Йорк легко коснулся губами ее опухших, покрытых пузырями губ.

– Так оно и было, – горько произнес он. Потом прижал к ее губам пальцы, чтобы не позволить больше говорить, и опять закрыл глаза.

Эбнер Марш продолжал грести. Река несла их вперед, солнце стояло над головой, и ветер разносил над водой дым и пепел. В глаз ему попала зола, Марш выругался и принялся тереть его. Он тер до тех пор, пока не прекратилось слезотечение. Глаз покраснел и опух. К этому времени от боли капитан уже не чувствовал тела.

Через два часа плавания по реке Джошуа заговорил, не открывая глаз. Голос его был слабым и хриплым от боли.