Грезы Февра

Когда наступил мир, Марш вернулся в Сент-Луис и начал водить «Эли Рейнольдз» по маршрутам верховья Миссисипи. Он создал ассоциацию, куда вошли еще четыре капитана, владельцы аналогичных судов, организовав грузо-пассажирскую компанию с твердым расписанием для более эффективной конкуренции с более крупными компаниями, доминировавшими в верховье реки. Но капитаны оказались твердолобыми упрямцами, не желавшими идти на уступки, и после шести месяцев ссор и споров ассоциация приказала долго жить.

К тому времени Марш почувствовал, что речной бизнес больше не привлекает его. Река стала другой. После войны по ней ходило меньше трети пароходов, чем до нее, но конкуренция ужесточилась, так как увеличилось число перевозок, осуществляемых по железной дороге. Теперь в порту Сент-Луиса на причале можно было увидеть не более дюжины пароходов, в то время как раньше вереница их тянулась на милю с лишним.

В те послевоенные годы произошли и другие перемены. Почти повсеместно, кроме, пожалуй, наиболее диких участков Миссури, на смену дровам начал приходить уголь. Федеральное правительство издавало указы и законы, которые требовалось неукоснительно соблюдать. Оно ввело страховки, обязательную регистрацию и тому подобные вещи, а также попыталось запретить гонки.

Да и сами речники были уже не те. Из знакомых Марша кто умер, кто удалился от дел. Им на смену пришли иные люди, с новыми понятиями и образом жизни. Прежний тип речника, горластый сквернослов и транжира с дурными манерами, который мог подойти к тебе, похлопать по плечу и всю ночь напролет угощать выпивкой и травить речные байки, вымирал. Даже Натчез-под‑холмом превратился в жалкую тень себя прежнего. Марш слышал, что город нынче стал спокойнее и начал походить на город на холме с его величественными особняками и затейливыми именами.

Однажды поздно вечером в мае 1868 года, десять лет спустя после последнего свидания с Джошуа Йорком и «Грезами Февра», Эбнер Марш решил прогуляться по речному валу. Ему вспомнилась ночь, когда он впервые встретился с Джошуа и вдвоем они прошлись по этой же набережной. Тогда вдоль всего берега реки плотным рядом тянулись корабли, величественные и горделивые большеколесные пароходы, выносливые заднеколесные работяги, старые и новые. Среди них, пришвартованный к плавучей пристани, стоял и «Эклипс». Теперь же «Эклипс» сам стал плавучей пристанью, а на реке выросло новое поколение юнцов, называвшее себя помощниками судовых машинистов, бумагомарателями и учениками лоцманов, которое «Эклипс» даже в глаза не видело.

Сейчас причал был почти пуст. Марш остановился и принялся считать. Всего пять пароходов. Шесть, если брать в расчет «Эли Рейнольдз». А «Эли Рейнольдз» стала такой старой, что Марш даже боялся выводить ее на реку. Она, по всей вероятности, древнейшее судно на реке, думал он, с самым старым капитаном, и оба они страшно устали.

На «Великой республике» шла погрузка. Этот новый большеколесный пароход сошел со стапелей Питсбурга около года назад. Говорят, что в длину он достигал 335 футов. Теперь, когда «Эклипса» и «Грез Февра» не стало и о них забыли и думать, «Республика» оказалась на реке самым крупным пароходом. Бесспорно, она была величественна. Марш десятки раз любовался ею и однажды даже поднимался на ее борт. Капитанский мостик на корабле окружала затейливая резьба, над ним возвышался высокий купол. Внутреннее убранство с живописными полотнами и хрусталем, полированным деревом и коврами могло разбить сердце кому угодно. Создатели «Великой республики» планировали построить самое красивое и изысканное судно на свете, достаточно комфортабельное и роскошное, чтобы повергнуть в стыд все старые корабли. Но Марш слышал, что особой быстроходностью пароход не отличается и по этой причине ужасно убыточен.

Сложив руки на груди, в своем строгом черном кителе, суровый и угрюмый, наблюдал Марш за погрузкой. Грузчики теперь в основном были чернокожими. Иммигранты, работавшие грузчиками, кочегарами и матросами до войны, все вдруг куда-то исчезли. Куда они подевались, Марш не знал, а их место заняли обретшие свободу негры.

Работая, грузчики пели: «Ночь темна, день долог. И мы далеки от дома. Рыдай, брат мой, рыдай». Напев этот Маршу был знаком. Там имелся и другой куплет, в котором говорилось: «Ночь миновала, длинный день прошел, и мы идем домой. Ликуй, мой брат, ликуй». Но этот куплет они не пели. Во всяком случае, в тот поздний вечер, на пустынном причале, перетаскивая груз на ослепительно нарядный, новенький корабль, который не приносил прибыли.

Эбнер Марш смотрел на них, слушал, и ему казалось, что река умирает и он вместе с ней. В свое время он достаточно видел и темных ночей, и длинных дней – хватило бы на две жизни, – а сейчас даже не был вполне уверен, есть ли у него дом.

Эбнер Марш медленным шагом покинул пристань и вернулся в гостиницу. На другой день он уволил своих офицеров и матросов, распустил грузо-пассажирскую компанию «Река Февр» и выставил «Эли Рейнольдз» на продажу.