Хотя Лейбниц упоминается в дневниках всего шесть раз (столько же – Аристотель; упоминаний остальных известных философов еще меньше), его нужно выделить особо. Вавилов иногда чувствовал созвучие своих идей и монадологии Лейбница: «…от панпсихизма до „я“ так далеко и сложно. Монады? ‹…› Влияние психического на физическое? Обратное несомненно, почему же не бывать и прямому? Все похоже на Лейбница»
(3 октября 1948). «Перед отъездом из Барвихи читал о лейбницовских монадах» (14 января 1950).Интересно также отметить влияние философствовавшего физика – основоположника «махизма» – Э. Маха (его имя встречается в дневниках – в основном в юношеских –13 раз!).
Кроме других известных своими философскими концепциями западных физиков-современников Эддингтона, Шредингера и Джинса Вавилов упоминает в дневнике книгу: «The soul of the universe» Gustaf Strömberg («Душа вселенной») – «явно неудачная и помимо прочего просто бездарная
‹…› попытка спастись от бездушности мира, явлений» (22 февраля 1942). Об этой книге Вавилов пишет и в статье «В. И. Ленин и современная физика»: «По мнению автора, наиболее удивительный результат его исследования состоит в том, что индивидуальная память неразрушима, что сущность всех живых элементов, по-видимому, бессмертна и что, в конце концов, неизбежно существование мировой души. Следует, впрочем, заметить, что даже симпатизирующий и религиозно настроенный читатель не может не заметить крайней слабости биолого-философских рассуждений астрофизика Штромгрена[608]» ([Вавилов, 1944], с. 129).Также среди упомянутых в дневнике философов есть несколько не самых известных российских. В приложении 4.1 в связи с «эстетизмом» уже был назван К. Н. Леонтьев. В записи от 22 февраля 1948 г. Вавилов одобрительно отозвался о философе Н. Н. Страхове (1828–1896): «Ум ясный, непутаный и „свой“»
. В 1915 г. Вавилов читал, а в 1946 г. специально отыскал в библиотеках и перечитывал «Этюды» неизвестного автора Л. Н. (все сведения об этой «брошюре» только из дневника): «Навевание идеалистических психо-снов».В целом, при несомненной философской эрудиции, отношение Вавилова к достижениям «философов-предшественников» было довольно скептическим. «Странная судьба философии. Гегель, Кант, Соловьев – столько труда, мысли, трудно читаемых и понимаемых книг и ни за что это не зацепилось. В естествознании даже микроскопические мелочи становятся кирпичами, на которых растет техника, наука, все входит в жизнь. В философии в лучшем случае судьба хороших художественных произведений. Ни для кого они не обязательны. Одна эстетика. Что же это – псевдонаука? Чистое логизирование вроде шахматной игры? Неужели нельзя построить философию общеобязательную: как естествознание и математика? По-видимому, нельзя, за 3000 лет этого сделать не могли»
(11 мая 1943).4.3. Психология