Я подошел к его стороне кровати, удивляясь тому, как быстро у него появилась своя сторона кровати. Я хотел спросить, действительно ли ему сложно читать, но решил, что спрошу об этом завтра, чтобы не портить удивительно легкое начало нашей совместной жизни. Завтра, решил я, я куплю ему вообще все, что только захочу на нем видеть. И даже очки, пусть он меня хоть режет, но я уверен, что они пойдут ему. Нет ничего, что не пошло бы Еноху, учитывая мой субъективный влюбленный взгляд. Я не знал, чего я хочу делать, пока он читает. Получалось, что вообще ничего. Я забрался на кровать, ковыряясь в своем отвоеванном смартфоне.
И вдруг я осознал, что хочу оставить хоть где-то, кроме своей памяти, отпечатки моей и Еноха истории. Я создал инстаграм, закрыв его от любопытных глаз. Моей первой публикацией стала та самая фотография из полицейского участка. Я смотрел на нее, понимая, что часть нашей истории все же все равно останется только в моей памяти. Я закрыл эту фотографию, решив, что когда-нибудь я буду благодарен себе за это воспоминание, выраженное в кратких квадратных картинок наших дней. Мне хотелось спать, но не то, чтобы сильно. Я сполз на подушку, но мне было абсолютно неудобно на ней, что было странно, ведь я спал на ней всю жизнь совершенно нормально. Я поддался своей слабости и уставился на Еноха, не имея наглости спросить, но и без разрешения я не мог вторгаться в его личное пространство. Наконец он устал от моего прямого взгляда и посмотрел на меня:
- Ну что?
Я почему-то подумал, что это сойдет за разрешение. Я устроил голову на его коленях, как много времени назад, в саду дома странных детей. Енох был этим демонстративно не доволен, но это не вязалось с тем, что он начал чесать меня так, словно я был котом. Если я еще не был абсолютно счастлив к тому моменту, то окончательно расплылся только после того, как его рука провела по моим волосам. Я никогда не узнаю логику и частоту его нежности, но каждый раз, когда мне доставались ее драгоценные крохи, я возносился до небес. Я лежал на его коленях, словно теряя время зря, как будто бы, но на деле у меня было стойкое ощущение, что это все равно очень важный момент. Важнее, чем поцелуи, чем все, о чем я, скажем так, иногда мечтал. Мне было хорошо, от пережитого волнения я никак не мог перейти в свое бешеное неудовлетворенное состояние, так что мне светила скорее спокойная, чем бурная, ночь. От мягких движений его пальцев кожа моей головы покрывалась мурашками. Я закрыл глаза, переносясь в состояние дремы. Я сам не заметил, как крепко уснул.
Я столько раз представлял себе такое утро. Иногда я просто спасался в подобных фантазиях, ведь фантазии зачастую здорово помогают не сойти с ума. Удивительно, насколько много раз я обдумывал этот момент. Когда я открыл глаза, первой моей мыслью был ужас от того, что все это могло мне присниться. Но нет, мне никак не мог присниться человек, что спал рядом со мной. Мне очень хотелось как следует запомнить каждый миг, но нет, мой организм решил, что встать надо прямо сейчас. Волновался ли я, не исчезнет ли Енох? Еще как. Я умывался, с каким-то радостным удивлением обнаруживая сумочку с кучей резинок и заколочек, оставленную на моей полочке. Я выходил из ванной, столкнувшись с Миллардом, сонно приказавшим мне убраться с его великого пути. Я фыркнул, возвращаясь в свою комнату. В ней было душновато, и я решил открыть окно, прежде чем вернуться в постель. Я с облегчением обнаружил Еноха там, где ему положено было быть в то утро и каждый день после. Я был уверен в том, что больше я не совершу подобной ошибки и не потеряю его. Я залез под одеяло, возвращаясь на свое райское место, воспринимая сонное тепло Еноха. Он был настолько приятным, настолько расслабленным, что я никак не мог перестать украдкой поглаживать его кожу. Я был похож на преступника, с осторожностью прижимаясь губами к его плечу. Мне до безумия захотелось укусить его, насколько притягательным он был этим утром. Лишенный защиты ехидства, ворчания, вредности, он доверчиво спал в моих руках. Я мог бы последовать своему странному желанию, но я не хотел его будить. Мои руки переплелись с его руками, и он позволил мне это даже во сне. Одной рукой я держал его поперек живота, а другую подпихнул под подушку, находя вторую его руку. Я не хотел больше спать, но и добровольно уйти от него, перестав красть его тепло, я не мог. Я уткнулся носом в его шею, улавливая любимый мною запах. Сколько бы раз я не просыпался рядом с ним много позже, каждый раз я не мог первым встать с постели, нарушая это потрясающее воспоминание. Я все равно хотел обнимать его, неважно, сколько лет я делал и еще буду это делать. Сейчас я думаю, что отсутствие истощаемости удовольствия от присутствия рядом с человеком – это один из самых важных критериев важного чувства, которое нельзя игнорировать.