Грядущая буря

Но более, чем вычурная роскошь, возмущал палантин на плечах Элайды. На нем были полосы шести цветов. Шести, а не семи! Хотя сама Эгвейн так и не выбрала Айя, ее выбор наверняка пал бы на Зеленую. Но это обстоятельство не уменьшало ее гнева при виде накидки, с которой исчез голубой цвет. Никто не вправе распустить одну из Айя, никто – даже та, кто занимает Престол Амерлин!

Но Эгвейн удержала яростные слова, так и рвущиеся с языка. Эту встречу необходимо пережить. Ради Башни Эгвейн сумела вынести боль от ударов ремня. Под силу ли ей перенести высокомерие Элайды?

– А где же реверанс? И даже не поклонишься? – спросила Элайда, когда Эгвейн вошла в комнату. – Слышала, что ты упряма. Ладно, после ужина зайдешь к наставнице послушниц и расскажешь ей о своей оплошности. Что на это скажешь?

«Скажу, что ты сущее бедствие, грозящее разрушить все построенное прежде, напасть столь же гибельная и разрушительная, как все болезни, вмести взятые, что когда-либо обрушивались на город и его жителей. Скажу, что ты…»

Эгвейн отвела взгляд от Элайды. И – чувствуя, как стыд от содеянного сотрясает ее до костей, – склонила голову.

Элайда рассмеялась, восприняв произошедшее так, как и следовало.

– Честно говоря, думала, от тебя будет больше проблем. Похоже, Сильвиана все-таки знает свое дело. Вот и хорошо. Я уже начала волноваться, что она, как слишком многие ныне в Башне, отлынивает от своих обязанностей. А теперь займись делом. Я не собираюсь ждать ужина всю ночь.

Эгвейн стиснула кулаки, но не произнесла ни слова. У дальней стены стоял длинный сервировочный столик, уставленный серебряными подносами. Полированные круглые крышки, напоминающие купола, затуманились от пара горячих блюд. Там же находилась серебряная супница. Серая сестра по-прежнему стояла у двери. О Свет, у нее на лице явственно читался чистый ужас! Эгвейн редко видела подобное выражение у сестер. Что могло быть его причиной?

– Подойди сюда, Мейдани, – велела Элайда. – Так и будешь торчать у двери? Сядь!

Эгвейн сумела скрыть свое потрясение. Мейдани? Одна из тех, кого Шириам и другие послали шпионить в Белую Башню! Изучая содержимое каждого подноса, Эгвейн бросила взгляд через плечо. Мейдани подошла ко второму, меньше украшенному резьбой, небольшому стулу подле Элайды. Неужели Серые всегда так роскошно одеваются к столу? На шее Серой сестры сияли изумруды, а платье приглушенно-зеленого цвета было сшито из самого дорогого шелка, и покрой подчеркивал грудь Мейдани, казавшуюся особенно пышной при ее хрупкой фигуре.

Беонин утверждала, что предупредила засланных в Башню Серых сестер о том, что Элайда раскрыла шпионок. Так почему же Мейдани не покинула Башню? Что держит ее здесь?

По крайней мере, ужас на ее лице был теперь понятен.

– Мейдани, – отпив вина из кубка, промолвила Элайда, – что-то ты бледна сегодня. Мало бываешь на солнце?

– Я практически дни напролет провожу с летописями и историческими архивами, Элайда, – дрогнувшим голосом ответила Мейдани. – Вы ведь не забыли?

– Ах да, разумеется, – задумчиво протянула Элайда. – Неплохо бы узнать, как в прошлом поступали с изменницами. Обезглавить – слишком просто и безыскусно, на мой взгляд. Те, кто вносят раскол в нашу Башню и гордятся своим предательством, заслуживают особой награды. Что ж, продолжай свои изыскания.

Мейдани села, сложив руки на коленях. Не будь она Айз Седай, ей пришлось бы утирать пот со лба. Эгвейн помешала суп, сжимая разливную ложку так, что побелели костяшки пальцев. Элайда знала. Она знала, что Мейдани – шпионка, но тем не менее пригласила ее к себе на ужин. Чтобы поиграть.

– Поживее, девочка! – прикрикнула Элайда.

Эгвейн подхватила супницу за еще теплые ручки и понесла к маленькому столу. Она наполнила суповые тарелки коричневатым бульоном с грибами – «венцами королевы». Бульон столь обильно приправили перцем, что он полностью заглушал прочие ароматы. Столько еды уже испортилось, что без специй суп был бы и вовсе несъедобен.

Эгвейн действовала механически, как вращается колесо телеги, которую тащит запряженный в нее мул. Ей не нужно было что-то решать, что-то говорить. Она просто работала. Аккуратно налив суп, она взяла хлебную корзинку и положила по куску – посвежее – на каждое фарфоровое блюдце. Потом вернулась с двумя кружочками масла, вырезанными из большого куска двумя быстрыми и точными движениями ножа. Она ведь была дочерью владельца гостиницы, так что еду подавать умела.

Но, даже работая, Эгвейн кипела внутри. Каждый шаг был пыткой, и продолжавшая пылать болью спина была ни при чем. Физическая боль, как ни странно, сейчас казалась незначительной. Гораздо мучительнее было молчать, не позволяя себе возразить этой ужасной женщине, такой властной и такой высокомерной.