Грядущее восстание

Раздробленный индивид спасается как форма, благодаря «духовным» технологиям коучинга. Патриархат выживает, отягощая женщин всеми мучительными атрибутами самца: волей, самоконтролем и бесчувственностью. Разваливающееся общество распространяет вокруг эпидемию общительности и развлечений. Все застарелые великие иллюзии Запада поддерживаются с помощью ухищрений и приемов, которые последовательно, одну за другой, опровергают их.

Здесь не «столкновение цивилизаций». Здесь — цивилизация в состоянии клинической смерти, на которую водрузили целый аппарат искусственного поддержания жизни и которая распространяет в атмосфере планеты характерный запах гниения. На сегодня не осталось ни одной из ее «ценностей», в которые она сама бы еще хоть как-то верила, и любое утверждение воспринимается ею как постыдный акт, как провокация, которую следует разобрать по косточкам, деконструировать, подвергнуть сомнению. Западный империализм сегодня — это господство релятивизма, сводимого к фразе «это твоя личная точка зрения». Это взгляд исподлобья или обиженный протест против всего, что пока достаточно глупо, примитивно или самонадеянно для того, чтобы еще во что-то верить, чтобы что-то утверждать. Вот этот догматизм вечного сомнения и подмигивает нам заговорщицким глазом в средах университетской и литературной интеллигенции. Для постмодернистских умов никакая критика не является достаточно радикальной до тех пор, пока в ней содержится ничтожество уверенности. Сто лет назад скандалом было чревато любое слишком буйное отрицание, сегодня же таковым грозит любое бестрепетное утверждение.

Ни один общественный порядок не может долго продержаться на принципе «ничто не истинно». Поэтому приходится усиленно поддерживать его жизнь. Сегодняшнее применение ко всему и вся понятия «безопасность» воплощает этот проект введения в сами существа, в их поведение и населяемые ими места того идеального порядка, которому они уже не готовы подчиняться. «Ничто не истинно» не говорит нам ничего о мире, но говорит все о западном понимании истины. Истина здесь понимается не как атрибут существ и вещей, а как характеристика их репрезентации. Истинной считается репрезентация, соответствующая опыту. По большому счету, наука является империей всеобщей верификации. Но ведь всякое человеческое поведение, от самого ординарного до самого изощренного, опирается на фундамент более или менее имплицитных очевидностей. А все практики начинаются с точки, в которой вещи и представления неразрывно связаны, и где в каждую жизнь входит толика истины, игнорируемая западным понятием. У нас здесь, конечно, могут говорить о «настоящих людях», но лишь с тем, чтобы неизменно посмеяться над этими нищими духом. Вот почему те, кого западные люди колонизировали, считают их лгунами и лицемерами. Вот почему завидуют лишь тому, что они имеют, их технологической развитости, но никогда — тому, что они есть и что вызывает обоснованное презрение. И невозможно было бы в старших классах школы преподавать Сада, Ницше и Арто без предварительной дисквалификации этого понятия истины. Бесконечно сдерживать все утверждения, умерщвлять шаг за шагом всякого рода уверенность, которая неизбежно появляется на свет — таково долгосрочное действие западного рассудка. И двумя средствами к этому, сходящимися, хотя и формально различными, являются полиция и философия.

Разумеется, империализм всеобщей относительности находит себе в любом пустом догматизме, в любом марксизме-ленинизме, в любом салафизме или неонацизме соперника по плечу: который, подобно ему самому, путает утверждение с провокацией. На этой стадии сугубо социальный протест, который отказывается признать, что проблема, стоящая перед нами — не в кризисе общества, а в угасании цивилизации, тем самым делается сообщником ее сохранения. В том, кстати, и состоит отныне привычная стратегия: критиковать это общество в тщетной надежде спасти эту цивилизацию.

Итак. У нас на руках труп, но от него так просто не избавиться. От конца цивилизации, от ее клинической смерти не стоит ожидать ничего хорошего. Как таковая она может интересовать только историков. Это факт, а нужно сделать из нее решение. Факты — вещь преходящая, а решение — вещь политическая. Решить, что цивилизация умерла, взять в руки процесс ее смерти: только это решение избавит нас от трупа.

В путь!

Восстание… мы уже и не знаем, где оно может начаться. Шестьдесят лет замирения, передышки в исторических передрягах, шестьдесят лет демократической анестезии и управления событиями[43] — все это притупило нашу способность резкого ощущения реальности, того, на чьей стороне мы в этой войне… И для начала нам следует восстановить в себе это ощущение.

Не стоит возмущаться тем, что последние пять лет действует такой явно антиконституционный закон, как «Закон о повседневной безопасности».[44] Нет смысла в легальном протесте против развала правовой системы. Вместо этого надо соответствующим образом организовываться.