Грядущий Аттила

Омар Насири не спрашивает себя: если я на стороне джихада, почему я помогаю лондонской полиции следить за джихадистами и арестовывать их? Сознание, избавленное от сомнений, не знает чувства вины. Причастность важной тайне — в данном случае двуслойной — джихадист и шпион — остро возбуждает, наполняет кровь адреналином. Но есть и практический смысл: если Насири замешается в террористический акт и будет арестован, на суде он заявит, что действовал по тайному заданию полиции и вполне сможет увернуться от наказания.

Чем платит человек — или целый народ, — открывший свою душу — ум — сомнению? Перед ним неизбежно вырастает угроза отчаяния. У нас нет способов оценки эмоционального состояния народа в той или иной стране. Правда, можно было бы взять в качестве косвенного показателя статистику самоубийств. Мировая здравоохранительная организация ведёт учёт, и результаты этого учёта выглядят соблазнительно наглядными: почти все индустриальные страны, то есть народы, открытые сомнению, имеют в среднем не меньше 20 самоубийц на сто тысяч человек. Катастрофично положение в странах, завершающих процесс индустриализации, но потерявших — разрушивших — на этом пути религиозные основы: в России — 70, Украине — 52, Белоруссии — 63, Латвии — 57, Литве — 75. В католических странах Третьего мира, в Южной Америке и других картина более утешительная: там коэфициент не поднимается выше пяти-десяти. А в странах мусульманских он колеблется от нуля до двух: Албания — 2,4; Азербайджан — 1,2; Египет — 0,1; Иран — 0,3; Иордания — 0,0; Сирия — 0,2.¹³ Однако при ближайшем рассмотрении эта статистика может оказаться весьма обманчивой.

Во-первых, она не учитывает те ситуации, когда человек от отчаяния кидается на гибельные и самоубийственные поступки: совершает преступления, разрушает себя наркотиками и алкоголем, идёт в террористы-самоубийцы. Во-вторых, отчаяние очень часто выражается в том, что человек бежит из мест обитания, рискуя жизнью — бредёт через безводную пустыню, плывёт в утлом судёнышке через океан, пересекает минные поля. В-третьих, сомнение — лишь один из источников отчаяния; человек так яростно вытравляет его лишь потому, что этот источник ему по силам задавить. Остальные таятся в общей нищете и унынии, с которыми он ничего не может поделать. "Когда я приезжаю в мусульманские страны, — пишет Фатима Мернисси, — будь то Пакистан, Египет или Алжир, меня всегда поражает чувство горечи в людях, причём у самых разных — у молодёжи, интеллектуалов, крестьян… Часто это горечь по поводу неосуществлённых амбиций или нехватки элементарных товаров и удобств, но часто и по поводу отсутствия книг, фильмов, телепрограмм… Ни в одной западной стране не видела я такой глубокой тоски из-за невостребованности талантов, упущенных перспектив, неравенства возможностей, абсурдного замораживания карьеры."¹⁴

Омар Насири, в своих разъяснениях британскому полицейскому, по сути повторил лозунг — призыв, — гремящий во всех мечетях: "Никаких переговоров с неверными! Наше требование — пусть они исчезнут не только с нашей земли, но и из нашей жизни!" Но можно ли выполнить это иначе, как исчезнув с лица планеты?

Итак, круг замкнулся. Не только Бин Ладен с его объявлением войны Америке, не только тысячи шейхов, восхваляющих джихад в тысячах мечетей, собирающих деньги семьям героев-самоубийц, не только тысячи вебсайтов на Интернете, но даже джихадист, согласившийся шпионить в нашу пользу, дружно повторяют — твердят нам, что условия примирения остались теми же самыми, какие были выдвинуты пророком Мухаммедом 14 веков назад: принять мусульманство и все его правила; подчиниться власти мусульман и платить им налог; иначе — смерть.

Готовы ли мы принять такие условия?

Будем надеяться, что нет. Будем надеяться, что хватит ещё в наших рядах людей готовых идти в бой за достоинство и свободу. Наше исследование завершим обзором уже имеющихся линий обороны, подумаем над возможностями их укрепления. Но сначала раздвинем хронологические рамки и — в поисках верной стратегии — вглядимся в самые первые атаки бетинцев на только возникавший индустриальный мир — в террор анархистов-социалистов, бушевавший в 19-ом веке.

ИСЛАМ, КОММУНИЗМ И ДЖИХАД АНАРХИСТОВ