Грядущий Аттила

Прервём здесь ненадолго кровавую хронику и попробуем вглядеться — вслушаться — вдуматься — в мелькнувшее слово: "добыча". Именно это слово первым выпрыгивает на поверхность, когда наш рациональный ум предъявляет своё вечное и ненасытное "зачем?". "Зачем норманны отправлялись в свои трудные и опасные походы, зачем рисковали жизнью, зачем терпели холод и зной, гибли в боях, зачем убивали и жгли?". Обычный ответ на это: "Как зачем? Каждому ясно, что они отправлялись за добычей. Грабёж был главным источником их существования".

Из чего же состояла эта пресловутая добыча?

Главным образом, пираты искали золото, серебро и драгоценные камни. Ценились также шёлковые ткани, ковры, оружие. Бесчисленных пленников продавали в рабство, то есть превращали всё в то же серебро. Города и короли часто откупались серебром от захватчиков. И вот с этими горами серебра они возвращались в свою нищую северную жизнь, к своим дымным домам-землянкам — и что? Какой прок, какую пользу могли они извлечь из награбленного? Накупить больше скота, рабов, сделаться заметным богачом? Но богатство нужно было защищать. Право собственности у норманнов жило слабой тенью рядом с торжествующим — всё себе подчиняющим — правом меча. Нанять на серебро большое войско, сделаться знаменитым кюнгом, хёвдингом, ярлом? Но верность у этих народов не покупалась за деньги. У нанятых воинов очень скоро зарождалась простая мысль: "Зачем мы будем довольствоваться жалованьем, когда это так просто — прирезать нашего вождя вместе с его наследниками и забрать ВСЁ его богатство?" Что и происходило много, много раз.

В мире норманнов не было настоящего рынка, не было жизненно необходимых товаров, которые можно было бы приобретать за вожделенное серебро. По сути оно оказывалось чем-то вроде спортивного трофея. Не имея возможности оборачиваться, серебро оседало в виде кладов, которые в наши дни в обилии находили на территории Скандинавии, Шотландии, Ирландии. На Заячьем острове посреди ирландского озера Лох-ри был найден самый большой клад золота общим весом в пять килограммов, зарытый там в конце 9-го века.³³ Нетрудно себе представить, как обладатель этого золота, зарыв его в надёжном месте, тут же с азартом отправился в следующий поход. Ведь, по понятиям норманов, самой страшной судьбой для человека была смерть не в бою, а в своей постели — от старости и болезней.

По-настоящему ценилось только одно — слава. Дерзкие нападения на укреплённые города, участие в далёких морских набегах, число убитых иноплеменников, полученные раны и шрамы — всё это сплеталось в невидимую репутацию — престиж — воина, служило мерой оказываемого ему почёта. Военные победы считались знаком милости богов, и к удачливому вождю стекались смельчаки, готовые к самым опасным авантюрам.

И кто же мог сохранять — раздувать — славу воина, разносить её до самых дальних фьордов? Конечно, поэт — сказитель — скальд. Как у древних греков Гомеровских времён, как у древних иудеев, как у арабов времён Мухаммеда, так и у норманнов поэзия граничила с религией, а порой и заменяла её. "В эпоху викингов поэты процветали как никогда раньше и никогда впоследствии. Только песнь могла сохранить деяния великого человека. Ни один уважающий себя король или ярл не отправился бы в военный поход без сопровождения нескольких скальдов".³⁴ Стихи приносили щедрое вознаграждение, а иногда даже могли спасти от гибели. Так, знаменитый Эгил Скаллагримсон однажды попал в плен к своему кровному врагу, правившему королевством викингов в Йорке. И ночью, в ожидании казни, он сочинил двадцать строф, прославляющих йоркского короля столь вдохновенно, что был наутро помилован. Эта поэма сохранилась до наших дней под названием "Выкуп головы".³⁵

Прославленных вождей хоронили с почётом, в могилы клали оружие и украшения. Человеческие жертвоприношения тоже были в ходу. Арабский путешественник Ибн Фадлан описал обряд умерщвления рабыни, которой суждено было сопровождать своего господина в загробном царстве. "Её привели на корабль… Потом пришли воины со щитами и посохами и дале ей кубок с хмельным питьём. Она запела прощальную песнь, затем осушила кубок. Старуха, которую называют Ангелом Смерти, взяла её за руку и ввела в палатку, где лежало тело господина. Воины положили её на ложе рядом с телом. Двое держали её за руки, двое — за ноги, а старуха обвернула её шею верёвкой и дала концы верёвки тянуть двум воинам. Сама же взяла кинжал с широким лезвием и стала наносить им удары между рёбер девушки. Те, что снаружи, ударяли посохами о щиты, чтобы заглушить крики".³⁶