Последнее извержение военной мощи и ярости кочевников на земледельческие государства приходится на конец 14-го века и связано с именем знаменитого полководца Тимура (1336–1405). Он происходил из небольшого племени Барлас, участвовавшего в завоеваниях Чингис-хана. Хотя столицу своей империи — Самарканд — он украсил мечетями и дворцами, сам предпочитал жить в походном войсковом лагере, в юрте. За двадцать лет непрерывных войн (1383–1405) его армии прошли кровавым катком по Малой и Средней Азии, Кавказу и Крыму, Сирии и Индии, России и Китаю. Снова мы видим пирамиды отрубленных голов, снова сожжённые поля и сады, снова под ударами катапульт и таранов рушатся стены городов — Дели и Москвы, Анкары и Смирны, Аллепо и Дамаска, Багдада и Чимкента. Но наследники Тимура — династия Тимуридов — постепенно осознали, что крестьяне, ремесленники и купцы могут принести гораздо больше богатств, если их оставлять в живых, и сделались привилегированными правителями земледельческих государств.
Уроки, преподанные миру арабами, викингами и монголами, можно кратко сформулировать таким образом:
Изобретение — и начало применения — огнестрельного оружия в 15-ом веке изменило баланс сил. Народ, умеющий производить пушки и порох, получал заметный перевес в противоборстве с народом, вооружённым только луком, саблей, копьём. Борьба земледельцев с кочевниками и мигрантами не кончилась — она просто перешла в новую фазу. Для нашего исследования эта фаза важна тем, что в ней народы Бета, терпя поражение за поражением, отступая и раскалываясь, оказываются более доступны наблюдению и анализу. У нас появляется надежда приблизиться к ответу на вопрос: почему бетинцы, не имея уже никаких шансов на победу, продолжали сопротивляться оседанию с таким упорством?
Попробуем же направить наш исторический телескоп туда, где это сопротивление было самым яростным и долгим: на западную границу Великобритании — а потом США — и на юго-восточную границу Российской империи в 17-19-ом веках.
Глава I-4. В АМЕРИКАНСКИХ ПРЕРИЯХ И В РОССИЙСКИХ СТЕПЯХ 1600–1900
В начале этой книги, в предисловии, я грустно простился с добрыми и благомыслящими читателями, понимая, что мой взгляд на природу человека — на зверя, притаившегося в человеческой душе, — для них неприемлем. Но я не учёл — или намеренно забыл, — о том, что благоразумие и благомыслие, хотя и являются довольно редкими добродетелями, среди учёных встречаются гораздо чаще, чем среди обычных людей. Только человек, уверенно владеющий логическим аппаратом мышления, не допускающий вторжения страстей в умственный процесс, может работать в науке, в частности — в истории; это нормально и естественно. С другой стороны, это неизбежно приводит к непропорциональному сгущению в учёной среде людей, чрезмерно доверяющих выкладкам разума, обожествивших главный инструмент рационального познания — вопрос ПОЧЕМУ?
С их точки зрения, все загадки мироздания могут — и должны быть — вскрыты этим волшебным ключиком. "Понять явление", в их глазах, означает